Эта история написана в рамках осеннего турнира Мракотеки (октябрь 2025 года)
На чердак я поднимаюсь с трудом. Ступени скрипят и трещат, выемка кажется слишком узкой — я протискиваюсь в неё с трудом, обдирая футболку, глотая спёртый, полный пыли, воздух. На чердаке куча всякого барахла – никак не соберусь собрать всё это да сжечь – и раскрытые книги парят над этим беспорядком, как птицы.
Вообще-то я не обязан сюда приходить. Моя роль, к сожалению, весьма велика – но к тому, что происходит на чердаке, я отношения не имею. Я мог бы забыть, мог бы… но всё равно каждый день залезаю сюда, вдыхаю затхлый воздух, даже не думая убираться – какой уж теперь смысл? – и смотрю, смотрю на книги.
Книги дымятся.
С потолка падают капли. Они растворяют строчки на книжных листах, оставляя жёлтые разводы на пустых страницах. От страниц идёт пар – поднимаясь вверх, он смешивается с каплями, и в этой невнятной взвеси, которую нельзя даже назвать туманом, чердак предстаёт как большое, длинное, почти бесконечное место – потолки его поднимаются, стены ширятся, и где-то там, в глубине, за километр от меня, что-то неопределённое начинает копошиться, ворочаться, гудеть. Кажется, что я на палубе корабля, идущего в дождь и туман – и впереди земля, но она какая-та странная, постоянно меняющая очертания, и не ясно, надо ли к ней приставать. И надо ли перед ней представать.
Я спускаюсь, гляжу в окно. За окном, как обычно идёт дождь. Серые струи стекают по стеклу, как червяки – есть в этом что-то неприятное. Дождь идёт который день (хотя по радио сказали… да ничего по радио не сказали, радио не работает), которую неделю, который месяц, который год… Шучу, дождь идёт не так уж и давно, но сильно и непрерывно – и земля не справляется. Было жаркое и сухое лето, жаркое и сухое начало осени – и поначалу в нашем нечернозёмном крае вода легко уходила в землю, но постепенно начали появляться лужи, а потом и вся земля покрылась равномерным слоем воды. И этот слой непрерывно растёт.
А, да. Радио не работает, ни черта не работает. Интернета нет, электричества нет. Топлю печку остатками дров, жгу свечи да смотрю за окно. Я не беспокоюсь, я знаю пророчество. Я вообще ни о чём не беспокоюсь с тех пор, как…
… Барахтаюсь, как рыба, вытащенная на берег. Пытаюсь глотнуть, но воздуха нет – только какая-то чёрная вязкость. Лихорадочно шевелюсь, пытаясь встать – но вокруг только безвоздушная пустота, тьма и безмолвие.
Мрак пронзает голос, исполненный мощи и славы. Голос называет меня по имени, голос приказывает.
… Когда вода начинает доходить до лодыжек, я выхожу из дома. Я знаю – первых тварей я должен позвать сам.
Идти неудобно, конечно. Ноги даже в сапогах утопают в воде и грязи, темно – хотя дорожку я вижу, но в целом как-то тягостно. Ещё совсем недавно я бы и не подумал выходить из дома в такую погоду. А сейчас ничего, иду, даже вижу, куда надо идти. Наверно, Он мне всё-таки помогает.
В лесу, конечно, темно и мокро. Вода хлюпает под ногами, капает с веток, ветки бьют по лицу. Что-то хохочет вдалеке, и кажется, что между деревьев тянутся не ветви, а руки. Впрочем, нужный пень я нахожу быстро. От него тянутся не просто руки – целое туловище с головой, с лицом, на котором возникает уже выражение предвкушения – он, дурачок, думает, что поймал добычу. Ну да, конечно, попрётся его типичная добыча в такую ночь в полузатопленный лес.
— Да я же тебя, — говорю, — дурик, спасти хочу.
День серый, как скатерть на моём столе. Надо бы постирать... да пофиг уже. Вообще всё пофиг. Апатия наваливается, как бетонный блок – даже не на душу, а прямо на сердце. Плохо мне днём, плохо. Плывёт перед глазами заскорузлый потолок, с перебоями бьётся сердце, и отрыжка такая, как будто сейчас блевану. Но нет, как-то сдерживаюсь до ночи. Ночью по телу растекается покой, даже как будто сладость. Это ненормально, нормальные люди днём живут, а ночью спят – но пофиг уже, пофиг.
Дождь стучит за окном. Пахнет прелой листвой и сыростью.
Ночью – конечно, ночью, а как иначе – он вламывается ко мне. Его хоккейная маска истекает чужой кровью, тесак глухо скребёт по полу. Я морщусь – таких я не люблю, но что поделать – тоже тварь, тоже житель моего дома на сваях. «Тварь» — хорошее слово, но вот откуда взялось это «на сваях»?.. Не давая себе времени задуматься, я аккуратно провожу нового посетителя – ко мне он даже не думает проявлять агрессию – в новую тёмную комнату.
Дом на сваях построен не мною,
Но я освоился в нём — и не ною.1
Днём ритм дождя убыстряется. Выйдя на крыльцо, я вижу, как с деревьев в моём саду облетают последние листья. Краски исчезают из мира, отныне нам суждено лишь это – серое, чёрное, бесконечный дождь, бесконечный дом… До тех пор, пока не падёт снег и зима не войдёт в свои права, отсекая тоску, вводя жёсткие правила выживания, даря истину в своей чистоте.
Ночью в дверь вежливо стучатся. Этой вежливости я даже удивлён – так что незамедлительно открываю. Немолодой джентльмен в пальто, шляпе и в костюме при галстуке, с аккуратно остриженной бородкой смело поднимает взгляд мне навстречу. В его красных зрачках мне чудится насмешливость. Я подмигиваю ему.
— Возможно, вы были повелителем мира, но мир решил, что у него больше нет повелителей. Добро пожаловать в мой скромный дом, — я делаю символический кивок и отступаю, пропуская нового гостя в дом. Тот, глубже надвинув шляпу, тяжёлыми – слишком тяжёлыми для обычного человека шагами – вступает в дом. Кажется, я его задел. Что ж, будет полезно немного сбить с него спесь, иначе он, в нашей-то компании, не доживёт до конца.
Очередной день будит меня тяжёлым хлюпаньем самого дома. Он, как огромный насос, вдыхает воздух, и смачно выпускает его в воду. Дом не просто трясётся, а даже как будто переминается на огромных лапах – и я вспоминаю, что уже давно не был на чердаке.
Поднимаясь наверх, я слышу негромкий напев:
Дом как дом, без перил и перца,
Но, если пристально присмотреться, -
Каждый душ и каждая дверца -
От души и до самого сердца.2
На последней ступеньке я падаю, зацепившись, неудачно ударяюсь головой… Я вижу города и леса, погружающиеся в воду, вижу, как, отчаянно глотая воздух, плывут люди, как тонут в бесконечно пребывающей воде многоэтажки, автомобили, деревья, торговые центры, небоскрёбы, телевышки, как приходит к концу цивилизация – и над залитым водой миром встаёт, как ни в чём не бывало, оранжевое солнце, возвещая новый восход.
Я просыпаюсь, когда наступают сумерки. Почти инстинктивно выскакиваю во двор – и вижу нечто странно извивающееся посреди тропы, жёлто-коричневое, клацающее едва отросшими зубами. Таких я не люблю, но что ж делать – втаскиваю эту тварь в дом и запираю в наиболее дальней комнате.
Ночью я слышу скрип в дверь. Открываю – и вижу на пороге нечто, едва балансирующее на трёх ногах, изъеденное червями и рачками, с редкими клоками свалявшейся шерсти, с чёрной пастью, распахнутой почти до самих досок крыльца. Оно тяжело дышит, и изо рта у него падают личинки.
— Проходи, — говорю я, — собачка. Будешь Шариком. Но, извини, я тебя всё-таки в отдельной каюте поселю, ты слишком, гм, токсичный.
Я сказал «в каюте»? Ну да, как же иначе, «в каюте», конечно.
Дом мой трещит, грузится, расширяется. По вечерам, взглядывая поверх верной свечи, я едва вижу его стены. Едва вспоминаю, что надо подняться на чердак.
На чердаке в первую очередь бросаюсь к книгам, едва замечая, как расширился вход и как вырос потолок. С книг чёрным дождём сыпятся буквы. Пытаюсь подставить руки, но огни обжигают руки до ожогов. Я не подписывался на увечья – отпрыгиваю. Тем более, снизу меня зовут.
Начинается новая ночь – слишком уж быстро она настала, куда быстрее, чем требовало бы естественная смена суток – но я предпочитаю об этом не задумываться.
Уже на ступенях мои шаги начинают шататься. Слишком манящий, слишком сводящий с ума зов звучит в моей голове на этот раз. Он не просится в мой дом, нет – он зовёт выйти наружу и отдаться безудержной страсти с ней… Эх, я слишком уж искушён, чтобы поддаться этому зову. Извини, цыпочка, сегодня твоё место в моём доме среди других созданий, подобных тебе. Ничего личного.
Открывая дверь, я вижу непрерывно меняющую очертания – но явно женскую фигуру. О да, понимаю, ты пытаешься подстроиться под меня, изобразить что-то наиболее привлекательное. Извини, не получится. Нравится мне маленькая или большая грудь – но вот твоя отверстая до груди пасть мне точно не нравится – а я её вижу, несмотря на все твою магию. Но ты мне нужна, так что проходи, пожалуйста, располагайся, будешь одной из немногочисленных женщин в нашей компании.
Днём я выхожу во двор. Воды уже почти по колено. Соседей нет, все давно сбежали из этого проклятого места, даже если не видели моих ночных гостей. Поднимается ветер, и в его свежем морозном дыхании я чувствую зов тех далёких, почти непредставимых стран, куда мы совсем скоро отправимся. Наверно, так себя чувствуют насекомые, устремляясь к благоухающему цветку. Страны эти не знают страданий и войн, утопают в неге и беззаботности – но мы хорошенько взбодрим сонное существование их обывателей!
Что ты за многоголовое суставчатое существо? Ангелопаук или бесопаук? Неважно, проходи, у меня и для тебя найдётся комнатка. Смотри, мой дом расширяется, так что я сам уже теряюсь в нём, и новые комнатки всё больше и всё темнее.
Семь ступенек, всего лишь семь ступенек. Так мало – и так много. С огромным трудом я преодолеваю эти семь ступенек, чтобы подняться на чердак. Никаких вещей там больше не осталось, никакой пыли. Но и вода сюда ещё не дошла. Книги, тысячи книг лежат, раскрытые, на всём пространстве чердака, кажущемся почти необозримом.
Дождь, дождь, а сказка простая:
Мир наш растаял как леденец,
И только мы всё книгу листаем,
Будто не знаем, что сказке конец…3
Тени, тысячи теней.
Трясу головой. Кажется, я в последнее время почти не спал. Сколько это длится? Пару дней? Пару недель? Пару лет?
Господи, голова кружится так, будто я пил две недели. Ничего не понимаю. Кто я вообще такой? Что со мной было до тех пор, пока я осознал себя здесь, в прогнившем старом деревенском доме? Сколько я раз с тех пор спал, сколько раз испытывал голод?
Господи, иже еси на небеси…
Нет, не надо. Лучше не надо. Чёрт его знает, что там было прежде и что будет потом. Я не хочу это менять. Я не хочу с этим бороться. Пусть будет, как будет.
В комнату что-то вползает. Это Тень всех Теней. Её движения нечеловечески изломаны, её лицо – множество лиц, что она проносит передо мной, будто детей на карусели – её лица поистине бесконечны.
Что ж, заходи, Тень. Наверно, только тебя и ждал, чтобы отправиться.
Ночью я вижу во сне,
Что река поднялась
И Великие воды подмыли мой дом.
Чуть качаясь на желтых волнах
Моя хижина тронулась в путь
По Великой реке…4
Гляжу в окно. Так, у меня есть окно, рама из дерева, это уже неплохо. За окном – бесконечное море. Серые волны под серым небом. Лёгкий плеск в борта. Я знаю, кто у меня в трюме. Всякой твари по паре. У нас нет своего Арарата – и мы будем плыть по временам и пространствам. Мы будет приставать у вашего замка, у вашей хижины, у вашего многоэтажного дома, у вашей деревенской избы. Мы будем проникать к вам – в ваши дома, в ваши сны, в ваши тёмные переулки и освещённые полуденным солнцем поля. Мы будем забирать ваши души. Наш корабль плывёт – и плыть он будет вечно.
Потому что сказка никогда не кончится5. Даже если это страшная сказка.