Мракотека | Дом безработных: Вербовщик

От автора: Данная повесть не является прямым продолжением истории «Это не наши подарки», но поможет ответить на некоторые вопросы, возникшие у читателей, а также задать новые.

1. Дом на проспекте Винчевского

Старый бельгийский трамвай с облинялыми боками со скрипом пересек Оршанскую площадь и вырулил на проспект Винчевского. Местные жители еще не успели привыкнуть к новому названию улицы на южной окраине Витебска, которое несколько лет назад городские власти дали в честь приезда известного еврейского писателя, и продолжали называть ее по-старому — Лучесская. Зато приезжие, знавшие из газет лишь новое название проспекта, с головой выдавали себя, спрашивая адрес.

С трамвайной площадки спрыгнул еще не старый, но уже бородатый коренастый мужчина с замызганным лицом и рваной грязной одежде, с узелком из мешковины за плечами. Вагон трамвая, звеня, покатил дальше, а человек огляделся и ощупал зашитые в подкладку деньги. Все было на месте!

«Хорошо, что кондуктор не привязался, — подумал мужчина. — Пришлось бы за проезд платить. Сейчас каждая копейка на счету!»

Чтобы экономить свои с трудом добытые копейки, человек не оплачивал проезд, предпочитая ездить по Витебску, запрыгнув на наружную площадку и повиснув в хвосте вагона, чтобы при первом появлении кондуктора спрыгнуть на мостовую. А перемещаться по городу приходилось много: мужчина искал работу.

В тот ясный апрельский день 1928 года Антось (так звали нашего героя) получил на бирже труда направление в Дом беработных, чтобы следующие две недели ночевать в тепле и на чистой постели. Подобную роскошь человек не мог себе до этого позволить. У себя в деревне от ночевал, где придется, не снимая одежды: на печи у деревянной трубы, рисковавшей в любую минуту загореться, на грубой деревянной лавке, на полу, а также в стогу сена и в хозяйском хлеву, когда шли сельскохозяйственные работы.

В городе местом пристанища Антося служил Двинский мост, а также заброшенные дома. Апрель — не самое теплое время в году, и чтобы не замерзнуть, приходилось жечь костры, рискуя быть пойманным милицией или разгневанными местными, а также угореть, надышавшись дымом.

Проспект Винчевского, где очутился Антось, не входил в число достопримечательностей Витебска. Это была неширокая, но длинная улица с трамвайными путями, застроенная прижавшимися друг к другу одноэтажными домишками. Где-то среди них располась ночлежка, куда мужчина держал путь.

Пройдя немного, Антось едва не налетел на еврея с заросшим лицом и длинными черными волосами, в фуражке с вырванным царским гербом.

— Извините, как пройти к Дому безработных? — спросил крестьянин. Еврей буркнул что-то на своем языке (идише, наверное), махнул рукой прямо и двинулся дальше по своим делам. Антось ничего не понял, но проследовал в указанном направлении.

Дальше он встретил двух черноволосых девушек в платках, по виду — работниц, и задал тот же вопрос. Девушки засмущались и тоже указали прямо. Антось и их послушал.

Внезапно по спине его кто-то резко и больно ударил. Человек обернулся и увидел удиравшего беспризорника. Тот, по-видимому, запустил в него камень.

Антось поднял булыжник и замахнулся им в нахального ребенка, но тот был уже на безопасном расстоянии и кричал на всю улицу:

— Бродяга!

Мужчина вздохнул. Его уже не первый раз принимали за нищего, причем в основном те, чье положение было немногим лучше. Своим внешним видом Антось, действительно, напоминал бездомного, хотя, в сущности, им и был, ведь в Витебске у него не было своего угла. Остался только дом в деревне под Суражем, но это была такая халупа, которую даже на дрова продать было стыдно.

Небольшие сбережения у Антося были — жалкие гроши, некогда отложенные мужчиной про запас на самый черный день и теперь взятые с собой в Витебск. Их едва хватало бы на скудный обед. Но именно этот рубль мелочью пока спасал человека от необходимости собирать милостыню. Большую часть своих скромных сбережений крестьянин уже потратил, части лишился по глупости. Сегодняшний день решал его судьбу.

Пройдя еще немного, Антось заметил нескольких человек похожего на свой вида, куривших самокрутки. «Наверное, такие же бедолаги,» — решил мужик и поспешил к ним.

Поравлявшись с курильщиками, спросил:

— Где тут дом для безроботных?

Один из них, что помоложе, указал рукой на вывеску, висевшую на трехоконном домишке. Антось взяглянул на нее и прочел по складам: «Ночлежный дом безработного».

Поблагодарив своего спасителя, без помощи которого еще долго блукал бы по витебской окраине, мужчина зашел во двор и увидел новое аккуратное здание с широким крыльцом.

«Наконец-то нашел!» — обрадовался Антось, достал из кармана направление от Биржи труда и шагнул на ступеньку.

2. В чужом городе

Антось, герой нашего повествования, был крестьянином-бедняком, жил он на хуторе под Суражем и батрачил на местного кулака.

Некогда, лет за восемь-десять до описываемых событий, жизнь деревенского труженика была более сносной. Из рук советской власти Антось и его бездетная жена получили землю, даже хату добротную успели соорудить, и это — несмотря на продразверству и мобилизации.

Быть бы Антосю крепким середняком, но завелись в Суражских лесах бандиты. Были ли то обычные уголовники или, как о том твердили агитаторы и газеты, помещичьи сынки и остатки контрреволюционных партий — эсеров, меньшевиков и анархистов, озлобленные на весь белый свет, Антось не знал, да и не интересовался политикой. Тем не менее, чтобы не дать себя в обиду, вступил в боевой отряд вернувшегося с войны Миная Шмырева — «батьки Миная», как его уже тогда прозвали местные. Там его научили читать по складам и ставить подпись на документах.

В отместку озверевшие бандиты сожгли хату Антося и убили его жену. Не было предела горю несчастного крестьянина, но нужно было жить дальше. Из остатков добротного деревянного дома соорудил он хибару, больше похожую на землянку, стал кое-как поднимать хозяйство.

Бандитов разбили, зато вернулись мироеды-кулаки, да еще и новые появились. Нэп всем дал свободу. Кто-то стремительно богател, а такие бедолаги, как Антось, опускались на дно, хоть он и не пил да трудился не меньше остальных.

Тот, на кого вкалывал мужик, был настоящим пауком и кровопийцей, каких изображали на плакатах. Сколько бы не ковырялся сохой на своем наделе Антось, выращенного не хватало, чтобы дотянуть до весны. Иногда приходилось есть древесную кору и еловые побеги, а также первую траву. В такие годы мужчина шел к мироеду на поклон и просил в долг, чтобы выжить и засеять поле. Кулак никогда не отказывал, зато давал с большими процентами, за которые приходилось осенью отдавать весь свой урожай. Или идти в отработку на хозяйское поле.

Все же кое-как несчастный батрак накопил на корову. Тощее от бескормицы животное давало молоко, а это было-каким-никаким подспорьем. Навоз шел на ужобрение. Но прошлой зимой измученная кормилица сдохла. Так порвалась последняя ниточка, привязывавшая Антося к его хозяйству.

Звали Антося в колхоз — их тогда начали организовывать в окрестных деревнях. Но крестьянин понимал, что это — не выход. Трудились в первых коммунах и артелях такие же голодранцы, как и он сам, бескоровные да безлошадные, с деревянными сохами. Разве этим добудешь хлеб?

Но и к кулаку на поклон Антось не шел. Когда тот при всех потребовал возврата долга, мужик заявил, что пожалуется на мироеда в исполком, а затем громко, чтобы люди услышали, послал эксплуататора по известному трехбуквенному адресу.

Тем же вечером, не мешкая, Антось связал свои вещи в узелок, выкопал спрятанные в земле деньги, которе долго собирал, и спешно покинул родной хутор. Батрак опасался, что оскорбленный мироед пришлет к нему своих людей, и те убьют строптивого крестьянина или похитят. В народе поговаривали, что кулак раньше состоял в обной из банд, где и награбил состояние.

Сбежать в Витебск Антось задумал уже давно. Говорили, что в городе рабочим платили больше, чем батракам, и значительно больше, а работать нужно не весь день, от зари до зари, а всего восемь часом, да еще с выходным днем. Что в городе есть газеты, кино, что там и только там можно зажить «культурно».

От своего хутора до Суража и Яновичей батрак добирался лесами, чтобы не нарваться на дороге на похитителей. Дойдя до Яновичей, осмелел, вышел к людям, нашел крестьянина с телегой, согласившегося доставить его в Витебск.

Мужик с лошадью не обманул и привез Антося в Витебск по Суражскому тракту. Высадил на Смоленском рынке, возле городского театра. Сам возчик ехал на базар, чтобы продать глиняные горшки.

Прибыв в Витебск, где ни разу до этого не был, Антось стал ходить вдоль лавок и распрашивать местных, где в городе нужны рабочие руки. Вскоре батрак узнал, что приехал как раз вовремя, к самому началу строительного сезона. Уже как раз возводилось несколько больших, в три и четыре этажа, каменных коммунальных и кооперативных жилых домов, так что получить работу не составит большого труда.

Можно было наняться и к частнику, но Антось не забыл, скольких мучений стоил ему труд на кулацком поле, и решительно отказал.

— Зря, очень зря, — заметил зазывала. — Учти: в городе таких, как ты, голодранцев пруд пруди. Сейчас много народу двинулось из деревень. Безработных тьма.

— Верно, — подхватил вышедший из соседней лавки и слышавший разговор торговец. — С работой в Витебске не очень, за ней еще побегать надо, а тут она сама тебя дожидается. Ладно, выбор твой. Только..., — мужчина резкин движением схватил Антося за голову и притянул ухом к своему рту и прошептал, — только никогда, чтобы ни случилось, не слушай Вербовщика и не ходи к нему. Понял?

Антось опешил и вырвался из клешней нахального торгаша. Тот противно захихикал. Крестьянин ничего не понял и решил поскорее уйти с базара, чтобы не нарваться на неприятности.

Так наш герой впервые услышал о Вербовщике.

* * *

Сразу же после приезда Антось решил, не мешкая, приступить к поискам работы. Он запомнил несколько адресов крупных строек, где нужны были сильные руки, и поспешил туда.

Увы! Ни на одной из них бывшего батрака не взяли. Оказалось, что штат работников уже укомплектован. Нужны были исключительно квалифицированные рабочие — каменщики, кровельщики, плотники, штукатуры и водопроводчики. Ничего из этого Антось делать не умел, а чернорабочие и разнорабочие имелись в избытке.

По слухам, правда, ожидалась постройка в Витебске огромной швейной фабрики, но начнут ее не раньше лета, эти несколько месяцев мужчине надо было где-то жить и чем-то питаться. Так что наняться строителем был не вариант.

День клонился к концу, надо было искать место для ночлега. Грустный Антось поплелся к Двинскому мосту, где, как ему сказали, собираются на ночь другие приезжие и местные нищие.

Спустившись к реке по выложенному камнем склону и забравшись под пролет, крестьянин улегся рядом с другим таким же беднягой, свернулся калачиком, чтобы не замерзнуть, и заснул.

Еще несколько дней Антось тщетно бродил по городским стройкам, а также по предприятиям и учреждениям, предлагая везде свой труд и везде получая отказы. Наконец, на чулочной фабрике батраку объяснили, что для того, чтобы трудоустроиться, необходимо стать на биржу труда и ждать в порядке очереди направления на работу. По-другому Антося никто не возьмет, ибо это — нарушение закона.

«Вот оно в чем дело!» — понял наш герой и поплелся на другой берег Двины, к Полоцкому рынку, где надеялся переночевать в одном из заброшенных домов, который приметил заранее.

Сумерки сгущались над Вокзальной улицей. Порядочные люди спешили укрыться по своим квартирам, а на ночную «работу» выходили воры, хулиганы, проститутки и прочие обитатели «дна».

На углу Канатной улицы Антось столкнуклся с двумя шедшими под ручку девушками. Одна из них долго и пристально всматривалась в лицо крестьянина, так что у мужчины едва не закружилась голова. Другая стояла рядом и улыбалась. От женщин за квартал несло дешевыми духами.

— Какой сильный мужчина! — сказала первая. — И совершенно без дамы! Не хотите, чтобы две красавицы составили Вам компанию в вечерней прогулке?

— Как-то нет, — выпалил Антось, в планы которого не входили гуляния с незнакомками. Но кровь внутри здорового крестьянского тела начила закипать: у нашего героя уже давно не было женшины.

— Бросьте Вы, — не унималась девушка. — Не хотите гулять — не надо, но проводить двоих беззащитных княгинь домой Вы же не откажетесь? Сейчас в городе так темно и опасно!

Антось заметил, что у одной из «княгинь» не было двух передних зубов. «Не похожи они на дворянок,» — мелькнуло в мозгу крестьянина, но спутницы обступили его и взяли под руки.

— Пойдемте, тут недалеко! Мы в долгу не останемся, обязательно отблагодарим!

Пока они шли по Канатной в сторону Полоцкого рынка, женщина, что первой начала разговор, все щебетала. С ее слов Антось узнал, что они с подругой — представительныцы древних княжеских фамилий, до революции у их родителей имелись огромные поместья и заводы, а сами девушки учились в Смольном институте. Но последовавшие потрясения лишили их всего и вынудили пойти на службу машинистками в советское учреждение.

— Понимаете, — не останавливалась языкастая спутница, — буквально вчера нас уволили за непролетарское происхождение и по сокращению штатов. А жить на что-то надо! Платить за комнату, покупать еду. Знаете, как сейчас все дорого! Поэтому не могли бы Вы, как истинный рыцарь, помочь двум несчастным, попавшим в беду невинным созданиям и одолжить пять рублей? Клянемся, что отдадим сразу, как только поступим на службу...

— У меня столько нет! — выпалил в гневе Антось. От болтовни спутницы у него уже звенело в ушах.

Женщина вновь оглядела крестьянина с ног до головы, видимо, решив, что ошиблась в выборе «жертвы», и пропищала:

— Ну, а хотя бы рубль?

Рубль у Антося нашелся. Компания подошла к заброшенному дому на Шоссейной улице. Это было как раз то здание, которое батрак приметил для ночлега. «Вот так совпадение!» — не успел подумать он, как «княгини» втолкнули его в едва державшиеся на петлях двери в парадную.

Внутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи. Девицы повели крестьянина коридором в дальние комнаты, выходившие на другую сторону, где их никто не заметил бы. Антось, хоть и не попадал до этого в подобные ситуации и не знал, как себя вести, чувствовал, к чему все клонится и каков будет финал.

В одном из помещений с полуобвалившимся потолком и полом из гнилых проваливающихся досок стояла кровать, накрытая давно не стираным бельем. «Княгиня» втолкнула Антося туда и повалила на матрац. Сама принялась снимать платье.

— Эй, мы не договаривались так! — хотел было прокричать в свою защиту безработный, но страстное животное желание, столь не подходившее к окружающей обстановке, целиком овладело им.

— Мы много не возьмем! — принялась успокаивать «клиента» вторая проститутка. — Всего рубль за ночь! За два можешь брать нас двоих! Два целковых у тебя же найдется?

Отдать двум уличным шлюхам почти половину своих сбережений, рискуя подхватить от них неизлечимую болячку — это показалось Антосю чрезмерным. Он собирался встать и уйти, как вдруг услышал, что по второму этажу кто-то затопал, а затем спустился по ступеням вниз.

Вторая «княгиня» сорвалась с места, кинулась к двери, что было сил захлопнула ее и просунула в ручку длинную палку, заблокировав вход в комнату.

— Тихо! — зашипела проститутка. — Сидите и не шумите! Здесь Вербовщик!

«Княгиня», успевшая раздеться до исподнего и сесть на колени к Антосю, вскочила с них, кинулась в угол, села на корточки и закрыла себя в испуге руками. Некто, шедший по коридору, привел женщину в звериный ужас.

— Я ничего не понимаю, — начал было недоумевавший Антось, но стоявшая у дверей кинула на него злобный свирепый взгляд.

— Прячься немедленно, слышишь! Сейчас не до любви! Вербовщик идет сюда! Он сейчас войдет и порубит нас на куски!

При этих словах тяжелые шаги раздались возле самой двери. Безработный лег в грязную кровать и с головй спрятался под одеялом. Неизвестный какое-то время постоял в коридоре, несильно подергал ручку, но, видимо, осознав, что дверь заперта, зашагал дальше.

Прошло уже достаточно много времени после того, как незваный гость ушел, но две девушки были не живы не мертвы от страха. Первой отошла от двери вторая «княгиня».

— Может, и пронесло. Наверное, он сюда не вернется. Можно продолжить...

В этот момент в дверь сильно забарабанили кулаком, а из коридора послышался крик:

— Манька Беззубая! Открывай, стерва! Знаю, что ты там!

У женщин отлегло. Манька поднялась из угла, где пряталась все время, подошла к двери, открыла и впустила человека.

Антось встал с кровати. Перед ним стоял щеголеватого вида молодой мужчина с пошлыми усиками над губой. Наш герой догадался, что это был «кот» — так в те годы называли сутенера.

Манька Беззубая кинулась на шею своему «благодетелю».

— Котик, милый, ты чего сегодня такой злой?

«Кот» оттолкнул продажную женщину и уставился на Антося.

— Это что за пузырь?

— А это наш гость, мы с ним сегодня работаем! — отвечала Маня.

— И много за сегодня наработали?

— Рубль с полтиной!

«Кот» залепил Мане такую мощную пощечину, что женщина упала на пол.

— Сколько раз я говорил: не таскать сюда разных оборванцев! Хватает и приличной публики с хорошими кошельками! — кричал сутенер, словно бы Антося не было в комнате.

— Но котик, милый... — Маня привстала и перешла на плач.

— Никаких! — крикнул сутенер. — Заканчивайте с этим — и марш на панель! Чтобы к утру заработали не меньше червонца!

— Мы и не начинали еще, — вступилась за подругу вторая проститутка.

— Не начинали? Тогда закончу я!

«Кот» подлетел к ничего не успевшему понять Антосю и ударом в нос вырубил его.

* * *

Безработный очнулся под утро, когда первые солнечные лучи осветили грязное помещение. Немедленно ощупал карманы. В одном из них не было двух рублей!

«Гады! Обворовали!» — подумал батрак и ощупал подкладку одежды. Деньги, зашитые там, были на месте. Видимо, здесь грабители не додумались пошарить.

Слегка пошатываясь о головной боли, Антось вышел на улицу. Сегодня предстояло отправиться на биржу труда и зарегистрироваться там в качестве безработного.

3. Неписаные правила

Дойдя до здания в самом центре города, на площади Свободы, где располагалась Биржа труда, Антось увидел длинную очередь у входа. Толпились те, кому в крупном городе не нашлось работы. Особенно много оказалось подростков, не способных усидеть на одном месте. Они бегали, неприлично ругались и приставали к другим.

Весь день Антось ходил по кабинетам и, наконец, стал на биржу, получив официальный статус безработного, место в очереди по распределению на работу, а также направление в ночлежный дом на проспекте Винчевского.

Зайдя в ночлежку, батрак столкнулся взглядом с сидевшим за столом комендантом. Несколько секунд постоял, переминаясь с ноги на ногу. Комендант оглядел его начальственным взглядом.

— Чего стоишь? Бумагу давай! — рявкнул он.

Антось протянул сложенный вчетверо листок. Комендант пробежал глазами направление, тяжело вздохнул и полез в стол за амбарной книгой, в которой регистрировал постояльцев.

Внеся необходимые записи, заведующий ночлежкой вновь отпустил в сторону безработного недовольный взгляд. По глазам мелкого служащего читалось: «Понаехали тут из своих деревень! Сидели бы у себя на хуторах да копались в земле — и вам, и государству больше пользы выходило бы! А то все претесь и претесь в города, хоть миллион раз сказано было: нет на вас всех тут работы, ее и на своих-то, местных, не хватает!»

Если бы не бумага с биржи труда, против которой нечего было поставить, комендант, скорее всего, озвучил бы свои мысли вслух.

Вместо этого пришлось водить вновь прибывшего безработного по комнатам ночлежки и показывать «хозяйство», попутно разъясняя правила проживания.

— Находиться в ночлежном доме можно не более 14 дней подряд. За это время безработный должен найти работу и квартиру. Ежедневно в 5 часов вечера происходит заселение. С 6 до 11 часов у нас свободное время. Можно почитать газету, поиграть в шашки, побеседовать друг с другом. В 11 часов ночи — отбой. Свет выключается до утра, наступает «мертвый час». В 7 утра — подъем, уборка кровати и помещения. К 9 часам безработные обязаны покинуть ночлежку и выбыть на поиски работы. И так каждый день. Наше учреждение — не дом свиданий. Водить сюда женщин и гостей возбраняется, да мы и не пропустим. Пить строжайше запрещено, за нарушение — немедленное выселение. То же будет и за хулиганство, драки, конфликты, походы без надобности в женские спальни. Курить — только на улице, не хватало здесь еще пожару случиться. Туалет — на заднем дворе. Кормежка не предусмотрена. У нас имеется только кипяток. Еду приносим с собой, но принимать ее в спальных комнатах воспрещается, для этого есть специальное помещение со столом. Вроде бы все объяснил. Вопросы?

Вопросов у Антося не было. Комендант провел безработного в спальное помещение для мужчин, где вдоль стен стояли двенадцать металлических кроватей с бельем.

Часть из них уже была занята. Комендант объявил присутствующим:

— К вам новый постоялец. Антосем зовут. Прошу любить и жаловать!

Затем, усмехнувшись, начальник ночлежки вышел в коридор, захлопнув за собой дверь.

Новый обитатель ночлежки разулся, поставив стертые лапти под кровать, развязал обмотки на ступнях, снял верхнюю одежду и лег. Впервые в жизни он лежал на мягком. От усталости и непривычки бывшего батрака потянуло в сон.

Но заснуть ему не дали. В другом конце комнаты заворочался лохматый дед. Он достал из-под подушки ломоть хлеба и принялся жевать, наплевав на все правила. Антось глядел с удивлением на процесс поедания пищи.

Через кровать от старика поднялся и сел на край матраца другой безработный, помоложе, парень со светлыми кучерявыми волосами. Он порылся в своем узелке и извлек оттуда бутылку тридцатиградусной.

— Будешь? — спросил парень у Антося.

Батрак вытаращил глаза.

— Я не пью, вообще-то... А разве можно? Мне комендант сказал, что сразу выселят!

Кудрявый, дед и третий обитатель комнаты, смуглый мужик с черными волосами, похожий на цыгана, засмеялись.

— Мы тут давно живем, поболей твоего, — проговорил молодой. — Как видишь, до сих пор не выселили!

Все опять захохотали. Парень приложился к горлышку и отпил приличный глоток, занюхав рукавом.

— Давно — это сколько? — поинтересовался Антось. — Я слышал, что больше двух недель в ночлежке не держат.

Теперь ответил цыган.

— Конечно, не держат, если не знать, кому лапу позолотить!

— То есть, за деньги — живи, сколько хочешь?

— А как ты думал? — усмехнулся смуглый. — Ты, я вижу, совсем чурбан неотесанный, из деревни только, жизни городской не знаешь! А мы тут все горожане, старожилы, можно сказать...

За сказанную грубость Антосю захотелось врезать кулаком в самодовольную физиономию обидчика, чтобы впредь следил за языком, но батрак сдержался. Драка грозила немедленным выселением, а идти ночевать под мост безработному не хотелось.

— Да ты не обижайся на цыгана, — вставил свои пять копеек дед, словно почувствовав накалившуюся атмосферу. — Это он любя, чтобы тебя уму-разуму поучить. По твоему виду любой поймет, откуда ты приехал. Ничего, найдешь работу, приоденешься, купишь пинжак — станешь не хуже городских фруктов!

Комната вновь залилась смехом.

Дед продолжил.

— Мне, как самому старшему здесь, надлежит выучить тебя правилам, без которых ты тут не проживешь, сгинешь. Мы все их придерживаемся, поэтому долго и живем тут. А те, кто не слушают старших, либо сразу уходят, либо пропадают без следа.

— Это такая угроза? — недовольно спросил Антось.

— Нет. Никто тебе угрожать не собирается. Мы люди мирные. Только место здесь, как бы тебе сказать... проклятое. Тут не всегда ночлежка была, ее всего год как открыли. До этого дом долго пустовал, и ты скоро поймешь, почему.

— Да говори ты ему сразу, не пускай тумана, — подал голос цыган.

— Хорошо. И запомни: правила эти — не те, что тебе комендант прочел. Они не записаны нигде. Неписанные правила. Но без них нельзя тут, не получится. И от тех, кто придет по твою душу, ты уже ничем не откупишься. Поэтому не нарушай.

Старик поднялся, пересек комнату и сел на краю Антосевой кровати.

— Итак, правило первое. Все свои мужские дела сделай до отбоя, или пока не стемнеет. Либо до утра терпи. Ночью в туалет выходить нельзя. Комендант тебя, конечно, выпустит, вот только неизвестно, вернешься ли ты назад. До тебя были те, кто не возвращался.

Вообще, после объявления отбоя лучше из комнаты никуда не выходить. Ложись и спи. И ни на что не отвлекайся.

Правило второе. Если ночью вдруг кто-нибудь постучит в окно, не подавай звуков, делай вид, что ничего не случилось. Боже тебя упаси подходить к окну и смотреть, кто ходит там и полуночничает. Был тут один смельчак, который решился и посмотрел. Так его наутро на Больничную увезли, к бесноватым.

— В психиатричку то есть, — пояснил кудрявый парень.

— Да. На чем я остановился? Так, правило третье. Я тебе уже сказал, что по ночам выходить из комнаты нельзя. Не потому, что комендант поймает, нет. Если и поймает даже — черт с ним! Тут есть вещи пострашнее. Ночью коридор может показаться, как бы сказать... длинее или освещеннее. Или в конце его в темноте замаячит огонек. Ни в коем случае не иди на него, если тебя зачем-то угораздит выйти из спальни! Иначе попадешь туда, откуда нет хода назад! Я сам по дурости как-то выглянул, цыган подтвердит, такого ужасу натерпелся, что сплю теперь по ночам, как младенец.

Цыган кивнул в подтверждение.

— Упаси тебя крестная сила ходить к бабам, особенно по ночам! На той половине лучше совсем не появляйся, и не потому, что засмеют девки или отошьют, нет. Наши-то, ночлежные, как раз и не отошьют, будь уверен, там прожженных хватает. Все дело в том, что попадаются среди них такие, как сказать... не из этого мира. Живут себе среди остальных, ничем не выделяясь, а потом возьмут — и заманят дурного парня туда, куда ходить нельзя — и с концами! Кудряш подтвердит.

— Ага, — отозвался молодой и кудрявый. — Мой товарищ так сгинул.

— Жил тут с нами один, — продолжил дед, — любитель женского пола и бабьей ласки. Нашел на той половине себе молодуху, свидание ей назначил ночью. Она только и рада! Коменданту руку помазал, он в курсе был и не мешал. Ночью в коридор вышел — и с той поры о парне ни слуху, ни духу. Как в воду канул. И девка та — тоже. Так и не видел же никто, чтобы они куда выходили из ночлежки. Комендант все вверх дном перевернул, в милицию даже обратился. Приезжали, искали, да так ничего и никого не нашли.

Самое страшное тут в том, что никто из наших баб даже вспомнить не мог, как та мамзель выглядела. Вроде жила с ними девка, все как у всех, а ни лица, ни имени никто даже близко не припомнил. В амбарной книге ее тоже не значилось, хоть начальник божился, что своей рукой ее вписывал туда!

— Его тогда чуть места не лишили за то, что впускает в дом посторонних, — подтвердил кудряш. — С тех пор правила ужесточили.

— Правило последнее и самое важное, — объявил дед. — Никогда не общайся с Вербовщиком!

При этих словах глаза Антося округлились.

— Да кто же это такой? — не выдержал безработный. — Уже от третьего человека о нем слышу, а никто мне толком ничего не объяснил!

— Тише ты! — испуганно прошептал старик. — Мы тут не упоминаем его имени, даже не думаем о нем. И ты не думай, а то, чего доброго, привлечешь, и тогда беды не миновать, причем всем нам!

Но Антось не унимался.

— Я хочу знать, кого все так боятся в Витебске!

Дед тяжело вздохнул.

— Ладно, расскажу. Хотя ты и сам его узнаешь, если вдруг увидишь...

— Замолчи, старый пень! — подал голос цыган. — Ночь скоро, мне спать надо, а так я не засну теперь, бояться буду!

— Не хочешь слушать — уши заткни! — обратился дед к цыгану. А потом поднес губы к ушам Антося и стал шептать:

— Ходит тут такой долговязый, черный весь, высокий. Его и днем, и ночью видели. В основном, конечно, к безработным является. Нужны они ему зачем-то. Работать заставляет на себя. Ты тоже его повстречать можешь, если еще не повстречал. Мой тебе совет: если увидишь что-то странное и необычное — отвернись, сделай вид, что не заметил ничего. Он побродит рядом — и уйдет. И не думай о нем, это его тоже привлекает. А коль столкнешься лицом к лицу — беги сломя голову без оглядки. И ни в коем случае не говори с ним, не слушай даже, что он тебе предлагать будет! Пообещать он может золотые горы, вот только за работу на него потом тяжело расплачиваться придется. Понял?

Антось кивнул головой в знак согласия.

За окном темнело. Мужики стали готовится ко сну. Напуганный рассказами деда, Антось попросил кудрявого парня проводить в туалет. Парень согласился. Вернувшись, безработные завалились на боковую и скоро заснули.

4. Вербовщик

В семь утра обитателей ночлежки разбудили. Мужики быстро навели порядок, заправили кровати и ушли на поиски работы.

Антось исправно посещал биржу и справлялся, продвинулась ли его очередь, пытался записаться на общественные работы по благоустройству Витебска, но его всякий раз опережали.

Поняв, что от государства не добиться помощи в трудоустройстве, наш герой решил искать место приложения своих сил самостоятельно.

Теперь работодатели охотнее разговаривали со вчерашним крестьянином, видя в его руках справку о постановке на учет в качестве безработного. Проблема заключалась в том, что работы для Антося не находилось. Нет, мужчина не боялся тяжелого физического труда — он рос в нем. Но ничего больше, кроме как таскать грузы и рыть землю, батрак не умел, а таких работников из числа вчерашних пахарей от сохи в Витебске было хоть отбавляй.

Можно было выучиться и получить востребованную специальность, но на это требовалось время, когда надо было на что-то жить — питаться, обуваться и одеваться, оплачивать свой угол — а денег не было совсем. Так что подобный вариант отпадал.

Антосю казалось, что он ходит по замкнутому кругу, и только чудо способно его разорвать.

Мужик успел трижды пожалеть, что так опрометчиво бежал из деревни. Возврата туда, однако, тоже не было: оскорбленный мироед, на которого трудился батрак, его не простил бы и наверняка попытался бы наказать.

Последним вариантом было наняться к частнику, хотя бы временно, чтобы немного подзаработать. Сделать это можно было неофициально, не снимаясь с учета и не теряя места в ночлежке.

Антось решился и отправился на Смоленский рынок к торговцу, которого встретил в первый день по приезде в Витебск.

«Главное — продержаться до лета. Там начнут строить швейный гигант, и понядобятся землекопы и прочие чернорабочие,» — думал Антось.

Лавочник отыскался быстро. Мужчины договорились, что безработный разгрузит товары, за что торговец обещал щедро заплатить. Единственным, что не устраивало Антося, было то, что трудиться предстояло ночью.

— Днем нельзя, — убеждал торгаш, — может нагрянуть проверка, и если узнают, что нанял человека в обход биржи, могут наложить штраф или даже лишить патента!

В условеленное время грузчик явился на опустевший базар. Антось думал, что быстро справится с работой, а потом успеет до отбоя в ночлежку. Но тюков оказалось много, и все тяжелые, поэтому работа затянулась на несколько часов, за которые даже привыкший вкалывать за двоих крестьянин едва не надорвался.

Наконец, дело было сделано. Антось спросил об оплате, на что получил от лавочника ответ, что денег сейчас при себе нет, а завтра будут. Безработный почувствовал подвох, но не показал виду. Переночевать пришлось на берегу Двины, под перевернутой лодкой у дровяного склада. Едва рассвело, человек бросился в ночлежку, чтобы как-то объяснить свое отсутствие и попытаться сохранить место.

Сонному коменданту пришлось рассказать выдуманную на ходу легенду, что, зайдя на делекую витебскую окраину, незнакомый с городом Антось заблудился и не смог сразу отыскать дорогу назад. Долго блукал по темным переулкам, ночевал на реке, и вот, наконец, вернулся.

Служащий ночлежки терпеливо выслушал сбивчивый рассказ и даже поверил (или сделал вид, что поверил). По крайней мере, койко-место за безработным сохранилось, а это было уже неплохо.

Днем ночной грузчик поспешил на базар и сразу отыскал лавочника.

— Ну, что с оплатой? — спросил он.

Торговец вытаращил глаза.

— С какой еще оплатой? Молодой человек, Вы кто и откуда? Будете что-нибудь покупать?

Тщетно Антось пытался объяснить, что всю ночь грузил тюки. Владелец лавки упорно делал вид, что не знает мужчину. Только теперь до крестьянина дошло, зачем торгаш вызвал его работать ночью. Нет свидетелей, при помощи которых можно пожаловаться фининспектору на эксплуататора.

Проклиная все на свете, и в первую очередь — собственную глупость и доверчивость, Антось плелся в направлении проспекта Винчевского. В тот день, как и в другие дни, он так и не нашел работы, а две недели, отведенные на пребывание в ночлежке, подходили к концу. Таяли и последние сбережения, хоть Антось и экономил на еде, как мог, а на трамвае ездил «зайцем».

* * *

Вот и наступил последний, 14-й день ночлежника. За прошедшие две недели бывший батрак так и никуда и не устроился. Продлить же пребывание в Доме безработных при помощи взятки он не мог. Во-первых, крестьянин не был сведущ в подобных делах и не знал даже, как подойти к должностному лицу и предложить. Но это — полбеды. Здесь могли помочь обитатели комнаты, особенно хитрый цыган, с которым за прошедшее время Антось успел немного сдружиться и выпытать кое-что о городской жизни.

Важнее было другое: чем платить? Своих денег не хватало даже на ломоть хлеба и головку лука. Неужели придется идти на паперть и просить милостыню? Похоже, таковым и будет итог городских злоключений суражского крестьянина.

В тот день Антось все чаще вспоминал о Вербовщике. Таинственное существо, которого безработные Витебска боялись настолько, что даже предпочитали не называть его имени. Кто он и существует ли в действительности? Один раз батрак едва не столкнулся с Вербовщиком, когда находился в притоне в заброшенном здании в компании двух проституток. Они тоже были в ужасе от неведомого существа. В сущности, «княгини» являлись такими же безработными, как и Антось, только зарабатывали на жизнь самым мерзким и унизительным способом.

Вернувшись с безуспешных поисков, крестьянин немного посидел на кровати в общей спальне, доел кусок черного хлеба, который приобрел за последние копейки, и решил перед сном сходить в туалет. Было еще светло, сумерки едва-едва надвигались на Лучесу. В такое время, думал наш герой, опасаться нечего.

Антось покинул ночлежку, обошел приземистый дом, вышел на задний двор, где стояла деревянная кабинка, напоминавшая вытянутый скворечник. Вокруг никого не было и стояла удивительная тишина. Казалось, ни один звук не долетал с проспекта за высокий забор ночлежки. Антось, однако, не обратил внимания на это, занятый собственными грустными мыслями.

Думал он о Вербовщике, хоть и был предупрежден, что делать такого нельзя. «Интересно, если бы сейчас встретиться с ним, что он мне предложит? Сколько денег даст? Или на него работают бесплатно?» — мысли роились в голове. «Да в моем положении можно пойти в услужение хоть к черту! Все одно — пропадать!»

Антось забрался в кабинку и закрыл за собой дверь отхожего места. Пока делал свои дела, заметил, будто нечто большое и темное надвинулось на «скворечник», заслонив источник света. Мужчина вздрогнул. Затем свет опять забил из щелей, но сзади за дверью раздались тяжелые шаги, словно кто-то топтался на месте.

Безработный пытался успокоить себя, что это был кто-то из ночлежки, кому приспичило по нужде, но открыть дверь и выйти наружу боялся. Постоял так с минуту. Некто снаружи не уходил. «Была — не была,» — решил Антось, распахнул локтем дверцу и выскочил из туалета.

Человек сразу не понял, что стояло перед ним. Осознав же, на кого налетел, Антось похолодел от ужаса. Да, прав был дед. Существо, которого боялись обитатели ночлежного дома, действительно невозможно было с кем-то спутать. Еще несколько минут назад безработный сомневался в реальности существования Вербовщика, а теперь стоял прямо перед ним!

Это была высокая и тощая темная фигура с невероятно длинными руками, спускавшимися почти до земли, ладони которых заканчивались тремя длинными крючковатыми пальцами. Рост у Вербовщика был метра под два с половиной, если не под три, и смотрел он на человека сверху вниз. Худое вытянутое тело венчала небольшая идеально круглая голова без волос, шапки и каких-либо других уборов. На лице не просматривалось ни носа, ни рта — только два выпученных глаза размером с блюдце каждый, светло-красного цвета, которыми чудовище оглядывало свою жертву.

Антось не смог разглядеть на существе какой-либо одежды. Возможно, она плотно прилегала к телу, сливаясь с ним, или ее не было вовсе. Вербовщик являл собой сплошную темноту, но не плоскую и затягивающую внутрь, словно черная дыра, а объемную, способную к передвижению и даже отбрасывающую тень. От подобного «реализма» существа оно не переставало быть менее пугающим, даже наоборот — способно было лишить рассудка самого дерзкого смельчака.

Глаза монстра уставились в глаза Антося. Мужчина хотел бежать, но почувствовал, что не может. Или это животный ужас настолько его парализовал, либо Вербовщик подчинил себе человеческую волю.

И тут в голове Антося раздался монотонный голос. Чудище не могло его издать — у него не было рта. Видимо, оно напрямую, как по радио, транслировало свои мысли в голову человека.

«Приветствую того, кто меня искал, — голос был таким, словно его издавала машина, робот. — Я могу предложить тебе то, в чем ты нуждаешься!»

«Я тебя не искал, — пытался мысленно сопротивляться Антось, но это давалось ему с большим трудом. — Оставь меня в покое! У меня все есть, я ни в чем не нуждаюсь!»

«Не ври мне, — продолжал Вербовщик. — Я читаю тебя насквозь. Если бы ты ни в чем не нуждался, то не жил бы в этом доме! Мне нужны такие, как ты. Мы можем стать полезными друг другу. Я набираю людей на работу. Ты как раз подходишь. О цене не беспокойся — я не останусь в долгу!»

«Чем мне придется платить? Моей душой?» — подумал Антось.

По телу великана прошла мелкая рябь. В его нутро словно кто-то накатывал невидимым мехом воздух. Человек услышал звуки выхлопа, похожие на смех и понял, что своим вопросом повеселил Вербовщика.

«Я не забираю того, чего нет. То, что вы именуете душой, то есть бесплотный дух, якобы остающийся от человека после его биологической смерти, меня не интересует. Я предлагаю тебе сделку, самую обычную, простой договор: ты работешь на меня, я плачу деньги! За последним вопрос не станет. Там, откуда я прибыл, ваши земные ресурсы не имеют значения!»

«Договор будем кровью скреплять?» — попытался пошутить Антось хоть и понимал, что время неподходящее. Это вновь вызвало приступ машинного смеха у существа.

«Нет. Договор мы заключим прямо сейчас, в устной форме. Я целиком доверяю тебе. Потом, я значительно сильнее, чем кто-либо из вас, людей, у меня хватит возможностей заставить тебя сделать то, что мне нужно, только это — лишняя трата сил и энергии. Проще будет с тобой расплатиться».

«И каковы условия?»

«Четыре дня. Всего четыре дня ты работаешь на меня и делаешь все, что я прикажу тебе. Затем можешь быть свободен. И это не значит, что эти дни проследуют один за одним. Между ними могут пройти недели, даже годы. Я сам явлюсь к тебе и скажу, когда приступать к работе. Впрочем, думаю, что вознаграждение компенсирует все эти неудобства».

На минуту воцарилось молчание. Антось обдумывал предложение. Первым прервал паузу Вербовщик.

«Ну что, ты принимаешь предложение?»

«Да, принимаю!» — хотел было крикнуть человек, но почувствовал, что не может разомкнуть губ. В тот момент он готов был согласиться со всем, чем угодно, лишь бы чудовище его отпустило.

«Вот и славно! Первый день день начнется прямо сейчас! Работа будет не слишком тяжелой. Зато в конце ты получишь от меня маленький подарок! Итак, закрой глаза!»

Антось ощутил, что может шевелиться. Он закрыл глаза и понял, что земля ушла из-под ног.

5. День первый

Открыв глаза, мужчина увидел, что находится возле большой еврейской синагоги на улице Калинина, которую горожане по-старинке называли Могилевской. Над входом в культовое учреждение на колоннах висело длинное полотнище с белыми буквами на красном фоне: «Клуб швейников».

«Я и не заметил, как успели его организовать и передать здание,» — подумал Антось.

Чуть пониже, где Могилевская улица соединялась с Замковой, у старинной Благовещенской церкви, работник заметил оживленную толпу. Люди суетились, ходили взад-вперед, что-то переносили и укладывали.

Вербовщика рядом не было, и уже один этот факт успокаивал. Монстр перенес человека в другую часть города, что само по себе было удивительно — впрочем, чудище заявило, что силы его превосходят людские, поэтому оно могло сделать все, что угодно.

Сменилось и время суток — было похоже, что вместо сумерек наступило ранее утро.

«Не мешало бы посмотреть, какой сейчас день,» — решил Антось.

Возле клуба висел агитационный стенд со свежими газетами. Главный печатный орган Витебска — «Зарю Запада» — мужчина знал, иногда пытался прочесть, хоть и удавалось это с трудом (читал он только по складам в силу малограмотности). «Зарю Запада» выставляли на стендах, в газетных киосках, ее держали в руках посетители парков, биржи труда, наконец, отдельные номера доставляли в Дом безработных, только очень редко.

На клубном стенде знакомой газеты не оказалось. Был какой-то совершенно неузнаваемый «Витебский пролетарий» на белорусском языке. Впрочем, не сожание номера интересовало в этот момент Антося, а дата его выхода.

Увидев число, месяц и год, безработный обомлел. Сегодня было 29 апреля 1931 года. «Три года!» — от удивления, смешанного с испугом, мужчина присвистнул. Вербовщик переместил его на три года вперед!

«Какая, однако, разница,» — внось напряг извилины Антось. Даже если монстр решит его оставить здесь, в этом времени, бывший батрак ничего не терял. Главное — чтобы заплатил.

Антось решил посмотреть, что делалось внизу, где толпились люди. Через пару шагов взору его открылась поразительная и слегка пугающая картина.

Всюду вокруг, насколько хватало глаз, простиралась синева водной глади. Западная Двина вышла из берегов, причем настолько, что затопила значительную часть правобережья и центр Витебска у обмелевшего Замкового ручья.

Паводок подступил к самому зданию бывшей синагоги, залив подвальный этаж и угрожая первому. Дальше над водой возвышались поблекшие купола Благовещенской церкви без крестов, башни старого собора, жилые дома и учреждения, коих много было в этой части Витебска. Через широкую, как море, реку был перекинут Двинский мост, едва видневшийся тонкой полоской над разливом. Опоры, под которыми некогда ночевал безработный, скрылись в глубине; странно было, что мощный напор воды не снес это сооружение. Все-таки металл был сильнее натиска природы.

В такое время на мост никто не решался выходить; по нему не звенели трамваи.

И всему этому разгулу стихии противостояли люди, пытались обуздать дикую реку. Чтобы не допустить воду в город, от синагоги вдоль Могилевской улицы возводили дамбу. В высоту это земляное сооружение было около метра, столько же — в ширину. Подойдя поближе, Антось рассмотрел фигуры строителей.

Сверху на дамбе размахивали лопатами красноармейцы в буденновках. Трудились они, словно живые машины, лишь изредка приостанавливая работу, чтобы покурить. Выкурив по самокрутке, опять брались за лопаты и принимались кидать землю и песок в воду.

Вот к искусственному валу подъехало несколько грузовиков. Антось вначале удивился: в его время, три года назад, автомашина была большой редкостью на улицах Витебска, на нее сбегались посмотреть, как на диковинку. Теперь же все, вероятно, уже привыкли к этим «чудесам техники».

Подобных машин крестьянин еще не видел. Те грузовики, которые ездили по городу в 1928 году, были смешными и неуклюжими. Старые иностранные машины с еще дореволюционным пробегом берегли как зеницу ока, латали и ремонтровали, меняя поломанные агрегаты на те, что оказывались под рукой. Это придавало грузовикам еще более нелепый вид.

Те же машины, которые подъехали к дамбе, поразили Антося своей новизной и изяществом. Подойдя к ним вплотную, безработный резглядел на радиаторе буквы «АМО». Эта аббревиатура была ему знакома. В городе было несколько пожарных машин этой марки. Они казались приезжим и детворе чем-то совершенно фантастическим, пришедшим в провинциальный город из далекого будущего.

«Наши, советские,» — порадовался Антось. На секунду его сердце обуяла гордость за достижения родной страны.

Первый грузовик вывалил на брусчатку груду камней и песка. Их моментально расхватали красноармейцы и боровшиеся с паводком рабочие, продлив дамбу еще на несколько метров.

Вторая машина доставила длинные бревна. Они тоже пошли на укрепление плотины.

Из грузовика номер три спрыгивали люди. Их мускулистые тела и спортивная выправка выдавала физкультурников. Последним из кузова вылез тренер. Спортсмены выстроились в шеренгу и по команде стали подавать красноармейцам, стоявшим на вершине дамбы, тяжелые булыжники.

Антось не мог налюбоваться слаженностью работы.

Грузовик, которые привез людей, проехал дальше по улице Калинина, к новому кооперативному трехэтажному дому швейной фабрики. Наш герой, как только приехал в Витебск, пытался устроиться на его возведение, но его не взяли. Теперь из единственного подъезда трехэтажки в кузов садились люди. Кто-то из них держал на руках маленьких детей и пожитки в узелках. Дом эвакуировали из-за угрозы затопления.

Пока Антось наблюдал за работой других людей, сзади его неожиданно схватили за руку. Мужчина вхдрогнул и обернулся.

Его держал за рукав милиционер в черной гимнастерке с карманами на груди и такой же черной фуражке.

— Пройдемте, гражданин! — проговорил страж порядка как-то неестественно.

Антось хотел засопротивляться. «Куда пройдем? Зачем? Я же ничего не совершил!» — подумал он, но тут в голове раздался знакомый машинный голос.

«Не бойся, это я. Зайдем за угол — и ты получишь указания».

Мужчина повиновался. С милиционером они зашли за дом, и только тогда Антось заметил знакомый красноватый оттенок в глазах представителя власти.

«Бери мешки с землей и кидай их так, чтобы дамбу прорвало! — зазвучал голов в голове. — Также постарайся столкнуть как кого-нибудь в воду. У нас сдельная оплата. Чем больше людей утонет — тем больше я заплачу!»

От услышанного сердце Антося ушло в пятки. Вот для каких дел его переместил во времени Вербовщик! Хотелось возразить жуткому существу, но милиционер словно в воздухе растворился. Нигде вокруг бывший батрак не наблюдал его черной фуражки.

Пока Антось возвращался к дамбе, где, как муравьи, трудились горожане, спасая свои дома и свой город от наводнения, он обдумывал план бегства. Что, если ослушаться приказания Вербовщика, не губить людей и не разрушать плодов их коллективного труда? Только куда было бежать в его положении? В новом времени у несчастного безработного не было ни денег, ни документов, ни профессии, чтобы трудоустроиться, а монстр, нанявший его, обещал хорошо заплатить. Но даже если сбежать в неизвестность — где гарантия, что Вербовщик его не отыщет? Антось имел дело с созданием невероятной силы и возможностей, которому было подвластно время и пространство. Что можно от него ждать в случае ослушания? Что помешает монстру раздавить бунтаря, словно клопа?

К дамбе уже подвезди на телегах мешки с песком. Антось оглядел их. С виду они были тяжелыми, но батрак, зная свои силы, понял, что сможет поднять один.

Физкультурники вновь выстроились в шеренгу, чтобы передавать материалы. Рядом с ними встал Антось, причем так, чтобы быть выше остальных. Никто мужчину не прогонял, наоборот — сразу приняли за своего.

— Давай, парень, поднажмем! — крикнул красноармеец. — Говорят, вода больше не пребывает и уровень пошел вниз. Не зря целую ночь трудились!

Антось кивнул в знак согласия. Снизу по цепочке пошел мешок. Антось принял его и кинул с обратной стороны насыпи, в воду, но слишком криво, наискосок.

— Эх ты, растяпа! — пожурил человек в буденновке со звездой.

А батрак уже принимал следующий груз. Он тоже полетел в сторону и лег намеренно некрасиво. Эта же участь постигла еще три мешка.

Заметив безобразие, красноармеец оттолкнул Антося, так что тот едва не рухнул с дамбы.

— Не можешь — не берись! Только материал переводишь!

Безработный слез с насыпи и пристроился в шеренгу. Теперь он просто передавал мешки по цепочке, никуда их не кидая.

Вал все рос и рос. Но в том месте, где «поработал» Антось, плотина казалась хлипкой и готовой к обрушению.

Половина «дела» была сделана. Оставалось столкнуть работающих в Двину. Батрак ждал удобного случая. И он представился.

На машине подвезли новые мешки с песком. Теперь их подвали прямо из кузова. Красноармеец наверху перекуривал. «Пора,» — решил Антось.

Когда в руки ему попал новый мешок, мужчина резким движением двинул соседа в голову и повалил, а тяжелый груз кинул следующему. Тот, не удержав равновесия, зашатался, отступил к краю дамбы и рухнул в реку, увлекаемый мешком.

Но за секунду до падения физкультурник успел схватить за руку товарища, потянув того за собой. Несколько человек из шеренги кинулись на помощь — и их увлекло вслед за падающими.

Красноармеец, услышав крики о помощи и заметив митусню, кинулся спасать товарищей. Он прыгнул в холодное клокочущее море и скрылся под водой.

И тут дамба не выдержала. В том месте, где мешки лежали криво, то ли от поднятых падением людских тел волн, то ли по какой-то еще причине, верхняя часть насыпи осела, и поток воды хлынул на Могилевскую улицу.

Люди расступились и, сообразив, что именно произошло, бросились врассыпную. Воздух разрезал звук милицейского свистка. К попавшим в беду спешили на помощь.

Антось бежал, не глядя назад. В душе он ощущал непомерный стыд за людей, своих товарищей и соотечественников, которых так нагло подвел и подверг опасности, может даже лишил жизни. Вновь хотелось провалиться сквозь землю, перестать существовать. Чтобы не видеть бежавших навстречу спасателей, мужчина зажмурил глаза и... оказался на заднем дворе Дома безработных, возле общественного туалета.

6. Червонцы

Сумерки стремительно сменялись ночью. Казалось, Антось отсутствовал всего час или два.

«Почудится же такое со страха!» — решил мужчина, но, глянув на свои лапти и штаны, заметил, что они измазаны в земле и мокрые от воды.

«Выходит, все было на самом деле, и Вербовщик существует!» — осознал безработный.

Тут же мужчиной вновь овладел стыд и чувство страха. Но подкладке одежды, у самой груди, что-то зажало и потянуло вниз. Антось ощупал куртку. Внутри был довольно внушительный сверток.

Крестьянин, чтобы не привлекать внимание (хоть на заднем дворе никого и не было), зашел за кабинку туалета, залез в подкладку и вытянул оттуда перевязанный бечевкой мешочек.

Развязав его, Антось едва не лишился чувств от радости и удивления. Внутри сверкали золотом червонцы! Мужчина аккуратно пересчитал монеты. Их было ровно сто штук. Сто червонцев! Тысяча рублей! Стоит ли говорить, что герой наш ни разу в жизни не держал в руках такого богатства!

«Вербовщик не обманул и дествительно наградил по-царски!» — понял Антось.

Нельзя было никому говорить о неожиданно свалившемся состоянии. Мужчина запрятал монеты с пахарем поглубже в куртку, чтобы никто не смог ограбить, пока он спит, и направился к себе в комнату.

У входа на безработного бросил презрительный взгляд комендант.

— Завтра на выселение! — напомнил он. — Четырнадцать дней истекли!

Еще несколько часов назад эта фраза ввергла бы Антося в уныние, а теперь он никак на нее не отреагировал. Ему было все равно. Заплаченного Вербовщиком хватит и на еду, и на хорошее жилье, а не на грязную койку в ночлежке!

Соседи по комнате готовились ко сну. У Антося не слишком хорошо получалось скрывать свои чувства, и его сияющее от счастья лицо немедленно привлекло внимание.

— Ты где был, и чего такой довольный? — поинтересовался цыган.

— Так... в туалет ходил.., — ответил батрак и, не раздеваясь, повалился на койку, чтобы заснуть.

— Долго ты там был! — протянул кудрявый. — С желудком что-то?

— Вроде того, — буркнул Антось и заснул. Его никто не будил и ни о чем больше не спрашивал.

Наутро мужчина проснулся раньше остальных, для верности ощупал сверток с червонцами (они были на месте) и заправил кровать. Скоро поднялись дед, цынган и молодой парень.

— Съезжаю от вас, — проговорил Антось. Никто не отреагировал, будто сказанное их не касалось.

— Может, еще увидемся, — попытался второй раз начать разговор безработный, но никто из проснувшихся вновь не отреагировал. Дед зашивал портки, цыган грыз хлебную корку, а кудряш рылся в узелке, куда, видимо, спрятал очередную бутылку тридцатиградусной.

«Неужели догадываются?» — похолодел Антось. Ему, однако, было все равно. Начиналась новая жизнь, в которой знакомые, с которыми он провел две недели, скорее всего, не сыграют никакой роли.

Попрощавшись и выйдя из комнаты, Антось сообщил об отбытии коменданту и без сожаления покинул ночлежный дом.

Пройдя проспект Винчевского, Оршанскую площадь и Короваевскую улицу, крестьянин спустился к Двине и залез под одну из лежавших на берегу лодок. Здесь внимательно пересчитал червонцы. Ровно стот штук! Отложил несколько, а остальные рассовал по разным укромным местам в одежде, чтобы, если вдруг нарвется на воров, не потерять все сразу.

Сейчас нищему крестьянину хотелось только одного: тратить, тратить, тратить. Сделать тысячу ненужных, но приятных покупок, наесться досыта, снять самые дорогие номера. Однако, внешний вид Антося вряд ли внушил бы доверие владельцам дорогих магазинов и гостиниц. Они, чего доброго, решат, что перед ними вор или даже убийца, завладевший чужим богатством злойдейским путем. Посему следовало для начала приодеться.

Впрочем, даже в магазине, где торговали одеждой, появляться в жалком виде не стоило. Чтобы не вызывать вопросов, откуда червонцы, часть из них следовало для начала разменять.

Антось пошел на Смоленский рынок, потолкался среди лавочников и быстро узнал адрес менялы-ювелира. Тот жил на Песковатике, недалеко от базара.

Ювелир был дома. Антось дал ему несколько червонцев, сообщив, что продал в деревне дом и пришел в город, чтобы начать свое дело. Меняла отсчитал нужную сумму мелочью, не забыв взять себе «процент» за проведенную операцию. «Комисия» оказалась достаточно велика, и батрак хотел было затребовать червонцы назад, но ювелир убедил его, что другие возьмут еще больше, а сдавать золото государству — и вовсе гиблый путь: там заберут все, ничего не заплатят, да еще и за решетку угодишь. Пришлось смириться.

На Ленинской улице, у костела, имелся прекрасный магазин готового платья. Туда и пошел от менялы Антось, чтобы справить костюм. Глянув в зеркало в новом наряде, мужчина не узнал себя. Если бы не борода, выдававшая крестьянское происхождение, любой бы принял землепашца за преуспевающего нэпмана. Не раздумывая, Антось выложил за одежду требуемую сумму, а бороду сбрил и постригся в ближайшей парикмахерской.

Новый костюм не сочетался с лаптями. У другого лавочника безработный купил сапоги, отдав и за них приличные деньги. На остаток суммы, добытой у менялы, приобрел духи, и теперь от человека без места и службы за несколько кварталов несло, как от заправского парижского щеголя.

Старые свои вещи Антось оставил на берегу Витьбы, куртку же распорол, сделал из подкладки несколько мешочков, спрятал червонцы туда и рассовал по карманам с пуговицами.

В таком виде он явился к содержателю «меблированных комнат» на Вокзальной улице, возле кинотеатра «Художественный». Хозяин сразу принял «дорогого гостя» со всемит почестями, приняв за богатого предпринимателя, но озвученная сумма сдачи «нумеров» оказалась большой даже для обладателя тысячи рублей. Пришлось подыскать жилище попроще — в частном домике на Подлоге, с видом на Кстовскую гору.

Антось заплатил хозяйке за несколько месяцев вперед, и теперь мог не беспокоиться по поводу жилья и питания. С биржи пока решил не сниматься — мало ли что в жизни произойдет — но и работу искать прекратил. У нашего героя уже был свой наниматель — Вербовщик, который платил за труд гораздо больше, чем кто-нибудь еще.

* * *

Сосчитав оставшиеся червонцы, Антось решил больше не шиковать. Все, что ему хотелось приобрести, он приобрел. При скромной жизни имевшейся суммы могло хватить надолго, а там таинственный хозяин подкинет еще работенки с достойной оплатой.

Экономная хизнь, однако, давалась все трудней. Минул апрель, за ним — май. Наступило лето. Из государственных лавок периодически исчезал то хлеб, то керосин. За товарами выстраивались «хвосты» — очереди. Зато у частника всего было в избытке — но втридорога.

Червонцы таяли на глазах. Сумма, еще недавно выглядевшая фантастической, в реальности не оказалась таковой. Антось и подумать не мог, что жизнь в городе могла оказаться такой затратной. Безработный нэпман поначалу не отказывал себе в удовольствиях — посещал рестораны и кабаки, не пропускал ни одной премьеры в кино. Излишествам предаваться прекратил лишь тогда, когда сумма оставшихся червонцев составила половину от первоначальной.

С наступлением лета Антось все чаще вспоминал о Вербовщике и об оставшихся трех днях отработки.

«Интересно, что на сей раз предложит долговязый?» — думал мужчина. И долговязый не заставил себя долго ждать.

7. День второй

Тихим летним вечером Антось вышел из дома подышать свежим воздухом. Он стоял под деревом на берегу Витьбы, наслаждаясь погодой и быстрым течением ручья, в который превращалась летом пересыхающая река. Неожиданно мужчина почувствовал, будто на него кто-то пристально смотрит.

Обернувшись, Антось увидел привычную двухметровую темную фигуру. Он понял, что не боится существа так, как в первый раз; наоборот, испытывает к нему чувство симпатии.

«Вербовщик, дружище, вот ты и пришел, наконец, — подумал про себя человек. — Как поживаешь? Я так давно тебя ждал!»

«Очень хорошо, — ответил привычный машинный голос, — что ты больше не пугаешься меня! Слышал, у тебя с деньгами туго? Значит пришла пора поработать!»

«Я вот тоже думал об этом, — сообщил Антось. — ну, что предложишь на сей раз? Надеюсь, на тех же условиях?»

«Условия, — существу явно было приятно вести разговор в подобном тоне, — даже лучше прежних. Ну, ты готов? Все как и в прошлый раз. Закрываем глаза — и поехали!»

«Да, поехали!» — подумал Антось и что было сил зажмурился.

* * *

Открыв глаза, мужчина огляделся и понял, что находится в большом и глубоком котловане, возможно — яме. Вокруг трудились люди в шахтерской униформе, тарахтели отбойные молотки. Никогда еще Антось не видел подобных орудий труда, с помощью которых оказалось сподручно откалывать большие комья глинистой земли и куски породы.

От шума и грохота закладывало уши. «Как люди вообще могут здесь трудиться и не оглохнуть?» — подумал сельский житель, привыкший к пению птиц в полях и жужжанию цикад.

— Ты чего стал и не работаешь? — на плечо Антося кто-то положил тяжелую ладонь и зло прокричал прямо на ухо, чтобы мужик услышал наверняка. — План горит, в сроки не укладываемся, а этот стал и ворон считатет!

Обернувшись, Антось увидел невысокого человека, которого принял за бригадира или мастера. Но едва в глазах руководителя мелькнул знакомый красный оттенок, как наш герой понял: перед ним Вербовщик.

В этот момент в голове раздался голос.

«Становись к подпорке в угол и бей ее отбойником, чтобы обвалилась и рухнула. За себя не беспокойся: я вытащу тебя из-под завала и щедро вознагражу».

«Так точно!» — отрапортовал Антось, стал на положенное место, взялся за отбойник и принялся за дело.

Незнакомый инструмент работал плохо, постоянно наровил выскочить из неумелых рук, а один раз отскочил и больно ударил по ноге, чуть не переломав кость. Трудившиеся вокруг люди с недоумением глядели на новичка.

Тем временем где-то сверху зашипел радиорепродуктор, и до Антося доннеслись звуки транслируемой передачи.

«Международные новости. С 1 сентября нынешнего 1949 года в Венгрии начала производится продажа хлеба без карточек. Хлеб в достаточном количестве завезен во все магазины страны. Цены на хлеб, по решению правительства, сохранены на прежнем уровне.

Первый болгарский грузовик. Болгарские машиностроители добились нового крупного успеха. Коллектив Софийского механического завода выпустил первый болгарский трехтонный грузовой автомобиль.

Норвежские рабочие отказываются от строительства военных сооружений. Профсоюз каменщиков и бетонщиков Норвегии принял решение не участвовать в строительстве военных сооружений. В решении говорится, что рабочие требуют строительства жилищ и отказываются возводить доты, укрепления, военные аэродромы, а также осуществлять всякие другие работы, связанные с подготовкой к войне.

Бегство югославских граждан от фашистского террора полиции Тито. Агентство АНСА сообщает о продолжающихся случаях бегства граждан Югославии в Италию. 29 августа 1949 года в провинции Фоджа высадились пять югославов, пересекших Адриатическое море на весельной лодке. Высадившиеся заявили, что бежали из Югославии, так как являются противниками существующего там террористического режима».

Из всего рассказанного Антось уяснил одно: на дворе стоял конец августа или начало сентября 1949 года. Вербовщик перенес его на 21 год вперед!

Международная панорама по радио сменилась новостями Советской страны.

«Вся страна отметила 200-летие со дня рождения выдающегося русского революционера и писателя Александра Николаевича Радищева. 30 августа 1949 года этой дате было посвящено торжественное заседание в Москве. Чествовать память великого патриота нашей Родины в Колонном зале Дома Союзов собрались ученые, писатели, работники искусств, стахановцы столичных предприятий, студенты, преподаватели, представители Советской Армии.

Магазины в колхозах. В селах Краславского уезда Латвийской ССР, откуда крестьяне ездили за каждой мелочью в город, открылись магазины с богатым ассортиментом промышленных товаров, железоскобяных изделий и сельскохозяйственного инвентаря. В ближайшее время сеть магазинов будет значительно расширена.

Реконструкция вокзалов. Краше, чем до войны, стал реконструированный железнодорожный вокзал Минска — столицы Белорусской ССР. Его огромные залы отделаны белым уральским мрамором, превосходно оборудованы комната матери и ребенка, ресторан. Значительно улучшились после реконструкции вокзалы в Гомеле, Барановичах и Орше. Идет реконструкция вокзала в Борисове. Новые железнодорожные вокзалы сооружаются в Витебске, Жлобине и Смолевичах».

Когда диктор смолк, рабочий, трудившийся рядом с Антосем, с улыбкой проговорил:

— Вот и про нас рассказали!

Антось понял: окружавшие его люди трудились на возведении нового вокзала. По радио рассказывали про какую-то войну. Хотелось спросить, что это было, когда, кто и с кем воевал, но вдруг сбоку и сверху раздался громкий треск, на голову посыпалась земля, а еще через мгновение деревянная конструкция покосилась и рухнула, закрыв солнечный свет.

В котловане сделалось темно, как ночью. Кто-то с испугу и от неожиданности кричал, звал на помощь; кто-то материл весь божий свет и человечество, проклиная день своего рождения; кому-то придавило руку или ногу, и человек этот истошно визжал от боли.

Перепуганного случившемся Антося схватили за руку и потянули в сторону.

«Не переживай, я выведу тебя по тоннелю!» — раздалось в голове.

Минуту спустя мужчина очутился в длинной подземной галерее. Своды ее были сложены не из кирпича, как в старинных подземельях, а словно отлиты из окрашенного белого стекла и тщательно отшлифованы.

Местами на стенах чернели фигуры людей и фантастических созданий с неколькими руками, ногами и головами. Изображения походили не на наскальные рисунки, а на тени реальных существ, вот только самих тварей, к величайшей радости Антося, здесь не было.

Человек разглядывал своды в исходившем от проводника спереди ярком свете. Того, кто вывел его из обрушевшейся ловушки, безработный не мог разглядеть в подробностях, видел только его темную высокую спину. Но сомнений в том, что это был Вербовщик, спасший от неминуемой гибели на стройке вокзала, которую сам же и организовал, не возникало.

Ход уводил вверх. Неизвестный белый материал его стен внезапно закончился, уступив место обычному красному кирпичу, но очень прочному, не успевшему осыпаться за время существования тоннеля.

Знакомый машинный голос в голове объявил: «Все, теперь я ухожу, дальше иди сам. Ты выберешься, тут совсем рядом. Просто иди вперед и на свет. Вознаграждение получишь сразу, как только окажешься на поверхности!»

Фигура спереди исчезла, растворившись в окружающем пространстве, оставив Антося одного в кромешной тьме. Крестьянин вновь испугался. Правда, приступ страха моментально прошел, едва человек заприметил вдали светящуюся точку.

Идя на нее, Антось вскоре пришел к сводчатому выходу из тайного хода. Выбравшись наружу и продравшись сквозь кусты, он огляделся. С левой стороны возвышалась громада Николаевского собора на площади Свободы — приметного городского ориентира с самом сердце Витебска. Справа и спереди был чей-то огрод. Безработный сообразил, что вылез из-под земли на чьем-то приусадебном участке.

Вход в подземелье был ловко замаскирован под погреб-ледник, которым давно никто не пользовался, судя по тому, что вокруг зияющего провала, где должны были находиться двери, все заросло бурьяном. Хозяева дома и участка могли даже не знать, какое необычное место располагалось прямо у них под боком!

Огородами Антось вышел к собору и бывшему архиерейскому саду, незадолго до описываемых событий переименованному в парк имени Фрунзе. Отсюда было рукой подать до площади Свободы.

Выйдя на площадь, Антось кинулся к киоску, чтобы узнать, вернулся ли он в свое время или остался в 1949 году. Глянув на даты в газетах, успокоился: Вербовщик вернул чвоего работника назад, в 1928 год.

В суматохе мужчина забыл, о вознаграждении, которое все это время грело внутренний карман. Отойдя в укромное место на берегу Витьбы, у 6-й школы, под Красным мостом, где иногда поили лошадей извозчики, Антось вытащил из одежды увесистый мешок. Он был явно больше того, который Вербовщик дал в прошлый раз.

Внутри оказались червонцы. Антось пересчитал. Монет было ровно двести — две тысячи рублей золотом! В мешке также была вложена записка. Мужчина развернул бумажку. «Остальное ищи дома под ножкой кровати,» — вывел кто-то корявым почерком.

Антось сунул назад ценности и побежла в квартиру, которая находилась неподалеку. В тот момент он опасался, что первой «клад» найдет хозяйка.

Заскочив в комнату, обладатель сокровища запер дверь на все засовы и принялся рыться под старой массивной кроватью, помнившей еще царские времена. Возле одной из задних ножек, в углу Антось нашел искомое. Высапал все на простыню, чтобы ни одна монета случайно не укатилась. Сосчитал — и едва не свалился без чувств. Червонцев было ровно тысяча!

Было отчего сойти с ума. Вербовщик приготовил для своего верного слуги поистине царский подарок. Этой суммы Антосю хватило бы если не до конца жизни, то на очень долгий срок.

В тот же вечер безработный съехал из дома на Подлоге и перебрался в «нумера» бывшей гостинцы Брози на Ратушной площади, расположенной как раз напротив, на нижнем этаже которой работал ресторан с бильярдом.

* * *

Антось ушел в загул. Все лето мужчина пьянствовал в компании торговцев и нэпманов в зале с видом на Витьбу и Дворец труда, находившийся в здании бывшего окружного суда на площади Свободы.

За это время стремительно разбогатевший крестьянин обзавелся кучей «нужных» знакомых среди спекулянтов, контрабандистов, бравшихся доставить любой заграничный товар в обход таможни, лавочников, которых государство в последнее время все больше прижимало налогами и все возрастающими требованиями к ведению дел, менялами и, естественно, с содержателями тайных притонов.

Часть сокровища, подаренного Вербовщиком, Антосю пришлось пустить в ассигнации. Он опасался хранить слишком много золота в номере, чтобы не вызывать ненужного внимания со стороны ГПУ и фининспектора. Конечно, бумажные деньги стоили на «черном рынке» меньше монет из драгоценного металла, но операцию по обмену надо было провести незаметно от государства. В банк с червонцами Антось, понятное дело, не пошел, зато отыскалось множество услужливых коммерсантов, готовых взять на себя риск в осуществлении не совсем законного обмена. Естественно, не бесплатно, а за процент, и достаточно большой.

Безработный потерял часть суммы, но зато банкноты сподручнее было носить при себе и прятать; с ними без проблем можно было «сделать ноги» с случае внезапной облавы.

Так и пребывать бы нашему герою в «угаре нэпа», если бы не случайная встреча со старыми знакомыми.

* * *

Скоробогач Антось не гнушался посещать подпольные «дома свиданий» и бардаки, в которых легко заводил знакомства с «дамами полусвета».

В одном из них, на Большевистской улице, бывшей Долгоруковской, возле железнодорожного вокзала, разбогатевший батрак столкнулся с Манькой Беззубой. Собственно, к ней он и направлялся. Содержатель притона заверил, что девочки у него «высший сорт», «княжны» (это слово немного напрягло Антося), умны и образованы, из «бывших».

К величайшему изумлению, двоих «княжен», или «княгинь», как они сами себя называли, скоробогач знал. С ними было связано неприятное воспоминание о ночи в грязном заброшенном доме на Шоссейной улице, о страхе перед тем, кого Антось уже не боялся, а также о неприятном ограблении, лишившем нищего безработного средств к существованию.

Но деньги были уплачены заранее, а других «девочек» у сутенера в наличии не имелось. Отступать было некуда.

Как ни странно, Манька тоже вспомнила Антося среди множества прошедших через нее «клиентов» и первой завязала разговор.

— Старый друг пожаловал проведать двух одиноких скучающих девушек и желает помочь скоротать им вечер! Что ж, милости просим! Соня, подай стул дорогому гостю!

Соня, она же «княгиня номер два», так и не представившаяся в прошлый раз темному и неумелому крестьянину, придвинула венский стул. Антось сел как раз напротив Мани.

Женщина за прошедшее время изменилась в лучшую сторону. На месте зияющей чернотой пропасти во рту ее ярко горели два золотых зуба. На лице проститутки богач разглядел дорогой французский грим. Пахло от Маньки не копеечной отечественной парфюмерией, а контрабандными импортными духами.

— Смотрю, твоя жизнь пошла вверх, Манька Беззубая... или как там тебя сейчас кличут?

Женщина громко засмеялась.

— Можешь звать меня Зубастой, меня это заводит!

— Манька Зубастая! — Антось расхохотался следом. — А где же твой «котик»? Помнится, в прошлый раз мы с ним не очень поладили...

Проститутка погладила золотой медальон, висевший у нее на шее. «Такой стоит целое состояние!» — оценил вещицу мужчина.

— Нет больше котика! — Маня наигранно всплакнула. — мы теперь сами на себя работаем!

— А, может, на Вербовщика? — непонятно почему вырвалось у «клиента». Он вспомнил, что девушки также были знакомы с этим существом.

Когда Антось назвал его имя, Соня, несшая поднос с виноградом и вином, дернулась и едва его не обронила. Маня выронила бокал, который держала в пальцах и из которого успела немного отпить. Стекло упало на ковер, а красная, как кровь, жидкость вылилась, испортив дорогое покрытие.

Скоробогач заметил, что при упоминании Вербовщика медальон на шее женщины странно запульсировал. Антось внимательнее присмотрелся к дамскому украшению. По краю круглой вещицы размером в два пятака шла диковинная вязь узора, напоминавшего восточный орнамент, а в центре пульсировало сердце, изготовленное, по-видимому, из шелка. Ткань могла скрывать сложный механизм, за счет которого сердце вибрировало, но Антось не был уверен наверняка.

— Котик очень не любит, когда кто-то называет имя Вербовщика! — Манька внось погладила медальон. Сердце успокоилось. — Мы, как ты уже знаешь, стараемся этого не делать, даже не думать о нем!

— Что вы сделали с вашим «котом»? — спросил Антось напрямик, опасаясь услышать ответ.

— Не мы, а Вербовщик! — проститутка еще раз погладила украшение на цепочке. Сердечко, казавшееся надутым, теперь как будто выпустило из себя воздух, ткань провисла, опала внутрь. «Так происходит, если человеку становится ужасно грустно и безмерно тоскливо,» — подумал Антось.

— Котик теперь всегда с ними, правда, милый? — непонятно к кому обращалась Маня. — А Вербовщик платит нам хорошие деньги! Посмотри, как Соня приоделась! («Княгиня» развернулась на каблуках, чтобы Антось смог оценить ее вечернее платье, в котором уличная девушка почти не отличалась от парижанки с обложки модного журнала). Котик нас бил, унижал, отбирал деньги, а теперь нас никто не дает в обиду! Мне помог вылечить сифилис в венерической больнице, так что теперь я здорова и чиста, могу даже справку показать. И платит наш защитник будь здоров!

— За что платит? — не выдержал Антось. Ему становилось все противнее от разыгранного в номере спектакля.

— Это не твое дело! — грубо ответила Соня. Манька Зубастая покочала головой.

— Девушка, не забывай о манерах!

А потом, обращаясь к «клиенту», добавила:

— Ты ж ведь тоже на него работаешь, вот сам и расскажи!

— С чего вы решили?

Лицо Маньки расплылось в улыбке.

— Ну как же простая деревенщина смогла за такой короткий срок выбиться в богачи? Такого, мой сладкий, не бывает, не бывает...

Больше о Вербовщике в тот вечер не разговаривали.

С этой поры Антось начал вновь побаиваться своего хозяина.

8. День третий

Вербовщик явился неожиданно.

Антось находился у себя в номере, думая над тем, как бы провести предстоящий день. Внезапно человек почувствовал, что в комнате не один, а секунду спустя услышал в голове такой знакомый голос.

«Вот мы опять встретились. Надо поработать еще».

«Два раза всего осталось, а потом я свободен,» — подумал Антось и испугался, что его неосторожные мысли «услышал» Вербовщик.

Но хозяин не обратил внимания на эти рассуждения.

«На этот раз задание будет сложнее, и потрудиться предстоит дольше. Это займет весь день целиком. Но я в долгу не останусь. Ты же всегда сотавался доволен вознаграждением?»

«Да!» — ответил Антось.

«Прекрасно. Ну а теперь все по проверенной схеме!»

Мужчина зажмурил глаза, а когда открыл их...

* * *

...А когда открыл их, увидел, что находится в цеху промышленного предприятия.

Вокруг сновали туда-сюда люди... нет, какие-то непонятные темные существа без лиц, похожие на тени, только не плоские, а объемные. Они что-то носили взад и вперед, устанавливали и монтировали оборудование непонятного предназначения.

Антось обернулся — и увидел Вербовщика в компании троих. Один из людей был невысокого роста, с округлым животом, в пиджаке и с папкой под мышкой. Его практически круглый лысый череп украшали очки. «Типичный бюрократ с плакатов,» — решил наш герой.

Второй человек был ростом повыше, в клетчатой кофте, тоже в очках и в кепке, с сигаретой в зубах (хоть курить в цеху, как гласили предупреждения на стенах, запрещалось), руки держал в карманах брюк.

Третьей была женщина, среднего роста, полненькая, в невзрачном коричневом платье, с гулькой из косы, скрученной на затылке.

Троица общалась с Вербовщиком как со своим старым товарищем, не находя ничего необычного и пугающего в присутствии монстра.

Беседа шла «мысленно», поэтому Антось прекрасно «слышал» то, что транслировало существо в головы руководителям предприятия (как быстро догадался мужчина, то были именно они) и что те ему отвечали.

«Нам нужно любой ценой выполнить план. Иначе — вызов на ковер, разборы, исключения из партии, а там и до суда недалеко!»

«Не беспокойтесь, — отвечал машинный голос, — моя техника позволит вам производить столько продукции, сколько захотите, причем абсолютно без человеческого участия!»

«Хотелось бы верить...» (дальше шли технические подробности, суть которых малограмотному крестьянину не была понятна; он узнал лишь, что предприятие производит новогодние игрушки).

Вербовщик перевел глаза-блюдца на висевший под потолком портрет Сталина.

«Убрать!» — мысленно скомандовал монстр.

Круглый человек в очках, по-видимому, директор, пытался сопротивляться.

«С меня же голову снимут... Что, если какая проверка нагрянет...»

«Не нагрянет! — отрезало существо-машина. — У нас есть на это место другой портрет!»

Не дожидаясь, пока руководитель разрешит, по стене уже ползли, как пауки, на четырех конечностях тени и тянули большой портрет человека с острым, как у Мефистофеля, носом и козлиной бородкой. Антось узнал изображенного. Это был Троцкий, опальный революционер. Его изображения раньше часто мелькали в газетах, попадавших в деревню, сейчас же об этом человеке писали, в основном, уничижительно.

«Господи! — услышал в голове Антось женский возглас. — Что же теперь будет!»

«Не бойтесь: это ненадолго!» — ответил машинный голос.

«И все же я хотел бы проследить за производством! Проконтролировать, так сказать,» — вмешался человек с бумагами.

«Это излишне! У нас уговор! Пока устройство будет функционировать, хозяин в этом цеху — я!» — чудовище не могло сдержать восхищения своим положением.

Директор горько выдохнул.

* * *

Антось монтировал непонятного предназначения приборь наравне со всеми. Их устройства он не понимал даже в общих чертах, безропотно выполняя то, что ему транслировали в голову.

Странные, даже страшные вещи происходили вокруг. В кирпичных стенах ни с того ни с сего возникали двери, из них выходили темные тени, вносили ящики. В двери выходили другие работники — и выходы исчезали, растворяясь в побеленной кладке без остатка, словно там и не было проемов.

По стенам ползали, как насекомые, другие черные создания с длинными руками и ногами. Некоторые умудрялись залазить на потолок и повисать на нем спинами вниз, что полностью противоречило законам гравитации.

Были среди работавших и обычные люди. Они казались уставшими и немногословными, ни разу с Антосем не вступали в разговоры, друг с другом — тоже. Похоже это были другие слуги Вербовщика, вынужденные трудиться на него за вознаграждение.

Большинство движений Антось совершал на автомате, будто заведенный, не вникая в суть. Несколько раз его, впрочем, передергивало от испуга. Первый раз это произошло, когда тень достала из ящика две пары человеческих рук. Нет, это были не протезы и не муляжи (по крайней мере, столь искусно сделанных Антось раньше не видел). Мужчине предстояло приставить их к немонятному механизму, а затем накинуть на ладони ременную передачу.

Когда Антось держал конечности, ему показалось, что внутри них пульсирует кровь. Человек решил не думать, откуда эти руки мог взять Вербовщик, а просто выполнить свою работу.

Во второй раз Антось испугался, когда в помещение внесли черный шар. Вся его поверхность шевелилась, будто по ней ползал миллион муравьев. Мужчину едва не стошнило. К счастью, брать в руки и устанавливать шар дали не ему, а другому работнику.

В третий раз Антося смутило оптическое приспособление, испускавшее тонкий красный луч света. По виду это устройство напоминало человеческий глаз.

* * *

Работник и не заметил, как его смена закончилась. Он совершенно неожиданно оказался там же, откуда переместился, — в номере гостиницы «Брози».

Подкладку одежды, однако, не тяжелил мешочек с монетами. «Забыл Вербовщик, что ли? — испугался Антось. — Или я работал недостаточно хорошо? Или хозяин решил, что и без того неплохо меня обеспечил?»

Вывернув пиджак наизнанку, скоробогач вывалил на пол несколько перевязанных бечевкой фотоснимков на картоне. На верхнем была переснята карта Витебска, а на ней в двух местах красным карандашом были поставлены крестики. Остальные фотокарточки представляли собой снимки деревьев и кустов, основания которых были обведены тем же карандашом, а чуть выше пририсованы стрелки.

«Копать здесь,» — прочитал Антось.

Тут до него дошло: Вербовщик указал места, где спрятал вознаграждение за труд. Требовалось немедленно ехать по всем адресам, пока сокровища не выкопал кто-то еще.

* * *

Первый клад, судя по карте, был спрятан в лесу на Юрьевой горке. Антось долго искал место с фотоснимка и уже отчаялся, как вдруг узнал знакомый ракурс. Лопатой с укороченным черенком начал копать. Вскоре железо звякнуло обо что-то твердое.

Судя по крышке, в земле лежал сундук. Антось обкопал его со всех сторон, попытался вытащинть на поверхность или хотя бы приподнять. Все тщетно! Пришлось лопатой сбивать замок.

Открыв крышку, Антось обомлел. Внутри были не монеты, а золотые слитки! Причем на каждом из них была выбита стоимость в рублях. Вот почему сундук оказался неподъемным!

Днействовать предстояло быстро. Антось забросал находку землей и накрыл ветками, чтобы никто не догадался, что лежит в земле. Затем со всех ног, несмотря на вечернее время, кинулся к знакомому спекулянту, чтобы тот посоветовал землекопов и извозчика, которые не задают лишних вопросов.

Таковые отыскались. Под покровом ночи прибыли на установленное место. Выкопали клад, с трудом подняли на поверхность. Взять сундук и поставить на телегу смогли только вчетвером. Накрыли его холстом и двинулись на второе место.

Находилось оно в Гуторовщине, на крутом берегу Витьбы. Землекопы и тут постарались и извлекли сундук из-под земли. Затем отвезли обе находки на склад к одному торговцу, умевшему держать язык за зубами и не лезшему в чужие дела. Там сундуки были спрятанв надежно, словно в сейфе.

Конечно, за молчание и ненужный интерес пришлось выложить солидную сумму. Однако все участники «операции» остались довольны.

На следующий день Антось съехал из «нумеров», и по совету спекулянта оформил сделку на покупку дома с огродом на Новомонастырской улице (или, официально, — на проспекте Бебеля). Хоть здание и располагалось вдали от центра, зато и посторонние сюда не заглядывали. Можно было припрятать богатства.

Скоробогач заплатил уже другим землекопам, которые на следующую ночь перевзли сундуки на участок и закопали. Теперь за сохранность золота можно было не беспокоиться.

Антось нанял людей, которые возвели вокруг его нового дома высокий забор, а также сделали ремонт. Бвший батрак чувствовал себя царем в своем собственном имении. Разве мог он об этом помечтать, проливая пот на чужой земле?

Тайком отрыл сундуки и пересчитал добро. Золота там было на 10 тысяч червонцев. Сто тысяч рублей!

9. Киносъемки

Столь огромное богатство, внезапно свалившееся на голову, способно свести с ума любого. Казалось, Антось теперь с головой погрузится в омут пьянства, загулов и разврата, но вышло с точностью до наоборот.

Скоробогач перестал посещать злачные места Витебска (возможно, из-за того, что жил теперь вдали от них). Дома у Антося был погреб со спиртными напитками, на держал он их больше для гостей (которые наведывались нечасто), сам же пил редко.

Продажные женщины больше не интересовали мужчину. Виной тому могло стать либо общее пресыщение, либо задушевные беседы с Манькой Беззубой и ее подругой Сонькой.

Азартных игр Антось сторонился, сохраняя привитое с детства родителями предубеждение против них, а таже своим практичным креситьянским умом осознавая, что в выигрыше всегда останется не глупый игрок, а хозяин игорного дома.

Приобретя дом и состояние, Антось думал, как бы разумно им распорядиться. Все, что требовалось для «красивой» жизни, у него было. Не хватало, возможно, только автомобиля. В кино богач видел, как лихо гоняли на машинах герои американских фильмов. За деньгами вопрос не стоял. Проблема была в том, кто бы продал авто.

В газетах Антось, выучившийся, наконец, читать, не раз просматривал объявления. Иногда среди них попадались нужные. Государственные учреждения, посаженные на жесткий режим экономии, изредка пускали в продажу доставшиеся им сразу после революции реквизированные автомашины, бывало — напрямую, но чаще — через аукцион. Так что купить авто возможность все же была, требовалось только не хлопать ушами.

Антось представлял, как прикатит на «железном коне» в свой родной Суражский район. Как лопнет от зависти мироед, на которого наш герой батрачил. Как сельчане будут с заискиванием глядеть вслед диковинному и редкому в тех местах средству передвижения.

Все бы хорошо, вот только владение личной машиной моментально привлечет к Антосю излишнее внимание соседей, простых горожан и контролирующих органов. Поэтому с покупкой стоило повременить.

Раздумья о том, куда бы пустить тысячи червонцев, все чаще приводили их хозяина к мысли об открытии собственного дела. Стать нэпманом, торговцем, новым буржуа, хозяином жизни! Разве не об этом Антось мечтал, сгорбив спину на кулацком поле? Правда, государство активно прижимало нэпманов, но стоило попытаться. Успех сулил солидное округление содержимого золотых сундучков.

Наверное, так оно бы и произошло, и крестьянин Суражского района вложил бы-таки червонцы в свое дело. Но встреча с Вербовщиком — на сей раз, последняя, изменила все планы.

* * *

Существо явилось в начале осени, когда Антось находился на участке и, по своему обычаю, пересчитывал слитки.

«Много, да? — спросил знакомый машинный голос. — А хотел бы еще больше?»

Антось повернулся и мигом узнал фигуру своегот господина. Его ведь ни с чем не спутаешь!

Мужчина сразу вспомнил, что данная отработка была последней, четвертой по счету. Немного поднапрячься — и безработный свободен!

Кстати, Антось не был уже и безработным. День или два назад он прочитал в городской газете о чистке биржи труда. С учета снимались беспатентные торговцы, попы, «лишенцы», «бывшие» и все, кого не любила Советская власть. Оставались только по-настоящему нуждавшиеся пролетарии.

Скоробогача с биржи, естественно, сняли. Он не явился на «перекличку» и не отметился, как ждущий трудоустройства. Так сделали многие с «неправильным» происхождением.

«Мне и этого хватит до конца дней, — подумал Антось. — Не знаю, куда потратить. Обещают скоро ввести карточки на хлеб, а мне, как нетрудовому элементу, они не положены. Выходит, деньги потеряют всякую цену!»

Существо, естественно, оказалось в курсе этих рассуждений.

«Деньги цены не потеряют никогда, особенно золото! Черный рынок никто не отменил и отменить не сможет!» — утвердительно заявил машинный голос.

«Слушай, — перешел в наступление Антось. — Ты меня вдоволь всем обеспечил. Я богат, даже слишком богат! Денег куры не клюют. Какой мне резон отрабатывать четвертый день? По крайней мере — сейчас? Может внесем изменение в наш договор, а? Отменим последнюю отработку, или перенесем ее на другое время?»

Такой дерзости Вербовщик не ожидал.

«Жалкий червь! — взвыл робот. Казалось, внутри скрипела от негодования каждая шестверня. Мозг Антося пронзил резкий неприятный звук, как от бормашины. Человек скривил лицо от неудовольствия. — Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь, кому дерзишь? Знаешь, что я могу за эти слова с тобой сделать?»

Непонятно, почему при этих словах Антось почувствовал небывалый прилив смелости. Возможно, человек, идущий на казнь, в последние минуты жизни способен ощутить что-то подобное, чтобы плюнуть в лицо палачу.

«И что же?»

Вербовщик вскипел.

«Испепелить, сжечь, разложить на молекулы и атомы, а потом собрать в виде какой-нибудь уродливой вещи, чтобы самор существование твое сделалось нестерпимой пыткой! А ведь ты понимаешь, что вещи живут дольше, значительно дольше, чем люди!»

«Не кипятись, — к Антосю вернулось чувство реальности. — Мы же с тобой друзья, и я ни на секунду не думал подвергнуть сомнению наши добрые взаимоотношения!»

Эти слова, похоже, немного успокоили робота.

«Ладно, забудем эту ссору, — выдавило существо. — Но впредь не дерзи! У меня, занешь, много таких, как ты, в подчинении, и на твое место желающих найдется тьма! В очередь встанут!»

Инцидент, похоже, был исчерпан.

«Понял. Я отработаю еще один день. Но что я получу взамен?»

«А что ты хочешь? Точнее — сколько?»

Антось призадумался, озвучивать ли свою цифру или нет, чтобы вновь не разгневать Вербовщика, но все же выпалил:

«Миллион!»

К его удивлению, существо не разозлилось.

«Зачем тебе такие деньги? Что ты будешь делать с ними?»

«Это уже мое дело!»

«Снова дерзить?»

«Нет!»

«Слушай, — выговорил монстр. — Я уже говорил тебе, что вопрос оплаты меня не тревожит, что я... что мой мир обладает поистине безграничными ресурсами, полезными для вас, землян. Но я ведь тоже не благотворительная контора! Не могу разбрасьваться золотом направо и налево! Тот образ жизни, который ты избрал, может привлечь к тебе нежелательное внимание, и тем самым раскроет мое здесь пребывание и нашу сделку, а оно мне не нужно!»

«Я не собираюсь, — отрабатывал возражение Антось, — сидеть всю жизнь на одном месте, тем более здесь, в провинции! Я собираюсь покинуть Витебск и ездить по разным городам Советского Союза, менять документы и внешность, чтобы не быть пойманным и уличенным. Так что за это не переживай! Оплату, кстати, можешь выдать не золотом и не звонкой монетой, а ассигнациями, ценными бумагами, а еще лучше — иностранной валютой. Долларами, они сейчас в особой цене! Кстати, давно хотел спросить: а можно вернуть меня не сюда, в Витебск, и не в Советский Союз, а в какое-нибудь иностранное государство, в Североамериканские Штаты, например?»

«Все зависит от того, как ты будешь себя вести и насколько хорошо выполнишь мое поручение!» — ответил Вербовщик неопределенно.

«Прекрасно! А какое поручение? Что мне предстоит сделать перед тем, как ты меня отпустишь?»

«Сняться в кино!»

Антось не поверил ушам, если бы услышанное не раздалось у него в голове, минуя орган слуха.

«Что ты сказал? Повтори? Я не ослышался?»

«Нет, ты все понял верно. Ты примешь участие в киносъемках, станешь героем нового фильма, причем — цветного!»

Антось хотел возразить, что таких еще нет, по крайней мере, он сам еще цветного кино не видел, хотя не пропускал ни одной премьеры в «Художественном» и в «Спартаке», но подумал, что речь может идти о кинематографе будущего, где будут присутствовать и цвет, и звук. Переносил же Вербовщик своего работника в другие времена!

Эти мысли прочитало существо.

«Но ведь я не актер! — прозвучало в голове последнее возражение Антося. — Я играть не умею!»

«Твоя роль не потребует особых внешних данных и сценического мастерства! Ты даже не будешь знать, что тебя снимают. Ну как, согласен?» — легкие нотки веселья почудились в монотонном голосе Вербовщика.

«Да!» — подумал Антось и закрыл глаза, чтобы совершить последнее перемещение.

10. День четвертый

Открыв глаза, мужчина увидел, что находится на улице большого города.

Высоченные домины по бокам уходили высоко вверх, и посчитать их этажи не представлялось возможным, чтобы не сбиться. Казалось, что здания подпирают само небо. Антось знал из газет и кинофильмов, что называют их «небоскребами», а больше всего небоскребов — в Америке.

«Вербовщик не соврал, — подумал Антось, — и перенес меня прямо в Соединенные Штаты!»

Могло, однако, оказаться, что все окружающее — просто павильонные декорации, нактолько метрвым и безжизненным выглядело матово-фиолетовое, словно нарисованное на огромном куполе, небо, кое-где посвеченное яркими, неестественных оттенков прожекторами.

Улица, ровная и прямая, как стрела, уходила далеко вперед, и конца ее не было заметно. Окружающее пространство наполняли бетон, цемент, стекло и сталь — из этих материалов были изготовлены здания и мостовая. Ни одного живого деревца! Ни одного человека или машины. Улица, походившая на декорацию, выглядела пустой и лишенной жизни, искусственной.

Обернувшись, Антось все-таки заметил людей. У основания обного из небоскребов толпились, возможно, работники съемочной бригады, хотя ни одной кинокамеры, как обещал Вербовщик, мужчина не увидел.

Подойдя ближе, Антось понял, что происходило. Толпа таких же, как он, киноактеров, ни разу в жизни, наверное, не снимавшихся, выстроилась в очередь. Мужчина также встал в конец хвоста. Он двигался на удивление быстро. Вскоре Антось заметил, как черные тени, подобные тем, что монтировали оборудование в цеху, раздовали обычным людям какие-то предметы.

Антося толкнули в бок и что-то всунул в руки. «Хвост» двинулся дальше, ни на секунду не замедлившись. Впрочем, очередь впереди распадалась, как поток речной воды, налетевший на камни. Люди спереди разбредались в разные стороны, совершенно не соблюдая дисциплины.

Выйдя из общего потока, Антось, наконец, рассмотрел то, что ему выдали, и от удивления, моментально перешедшего в ужас, едва не выронил предмет.

То была мощная деревянная дубина, грубо вытесанная из толстой ветви. Такими в древности пользовались русские богатыри. Только из округленного конца булавы торчали гвозди шляпками наружу.

Антось моментально осознал, что держал в руках. Когда он служил в отряде Шмырева и боролся с бандитами, старшие партизаны, бывало, рассказывали, что видели подобные дубинка на фронте империалистической войны. Ими пользовались кайзеровские солдаты, наступавшие на позиции русских после успешной газовой атаки. Дубинами с гвоздями немцы добивали вражеских, то есть наших, солдат, кто еще подавал признаки жизни, надышавшись смертоносной химией.

Мужчина вздрогнул от мысли, что ему предстоит «поработать» булавой. Он всегда испытывал дикое отвращение к подобным рассказам, которых было с избытком в запасе у любого выжившего в боях фронтовика. Антось постарался поскорее привести свои мысли в порядок. «Убивать никого не придется, — твердил про себя он, не опасаясь быть услышанным Вербовщиком, — я ведь снимаюсь в кино! В кино все не по-настоящему, все понарошку. Наверное, сейчас нас всех выстроят в шеренгу и скажут идти вперед, играя солдат, с дубинами наперевес!»

Тем временем на противоположном тротуаре улицы тень собирала разбредающихся статистов и выстраивала их в шеренгу. У людей, вероятно, таких же слуг Вербовщика, набранных в других местах, в руках были булавы с гвоздями, ножницы, пилы, ножи, молотки и прочий бьюще-колюще-режущий инструмент. Антосю опять сделалось дурно.

«Побыстрее бы закончилась эта съемка!» — думал он, а черная тень уже определяла нашего героя в самое начало строя.

Построение закончилось. Раздался короткий резкий звук, нечто среднее между паровозным гудком и свистком милиционера. Ноги Антося как-то сами пришли в движение и потянули тело мужчины, а следом за ним — и всю остальную колонну — вперед.

Двигаясь вдоль длинной улицы, Антось держал булаву на плече.

Пройдя какое-то расстояние, бывший безработный стал замечать у тротуаров первые признаки того, что жизнь в этом непонятном городе все-таки существует. Или существовала когда-то.

Кое-где стояли автомашины непривычной, футуристической формы, напоминавшие раковины речныз моллюсков, разноцветные, обтекаемые. Антось мог поклясться, что за свою жизнь не видел ничего подобного. Автомобили его времени в сравнение с этими казались гротескными и неуклюжими монстрами, созданными единственное для того, чтобы насмешить публику.

Некотрорые брошенные машины выглядели, как новые, словно вчера вышли из заводских ворот. Корпуса других были побиты и покорежены. Встречались и выгоревшие остовы. Причем, чем дальше двинался Антось, тем больше становилось последних.

Наш герой опасаслся того, что может увидеть дальше, вслед за машинами. И его страхи, похоже, начинали сбываться.

Впереди, на тротуаре и у выступавших ограждений поребрика, что-то зашевелилось. Сперва Антось принял увиденное за брошенную впопыхах одежду, но нет: из рукавов торчали человеческие руки, а на задних конечностях виднелись ботинки. Те, кто лежал на асфальте и бетоне, ползли вперед, отчаянно дрыгая ногами и руками, будто зотели спастись от наступавшей толпы.

Внезапно воздух прорезал громкий свист, и масса людей, следовавшая за Антосем, нарушая построение, стала разбредаться по улице, выискивая тех, кто полз.

«Ищи и хватай!» — раздалась в голове мужчины тяжелая металлическая команда, не повиноваться которой Антось не мог.

Он подбежал с дубиной наперевес к существу, извивавшемуся на тротуаре в не по размеру длинном куске ткани. Создание напоминало живой мешок. Антось готов был увидеть под мешковиной кого угодно — жирного червя-переростка, тень, монстра наподобие Вербовщика.

Но, одернув полотно, он уперся глазами в человеческое лицо. В мешке прятался мужчина приблизительно одного с Антосем возраста. Лицо пойманного выражало крайнюю степень отчаяния. Глаза были практически выпучены, скулы перекошены от ужаса и безнадеги, а немые, раскрытые губы, казалось просили: «Не убивай!»

Антось не собирался никому наносить вред, но властный, не терпящий возражений голос в голове скомандал:

«Бей!»

Повинуясь, Антось поднял дубину. Следующий миг он надеялся, что перед ним — муляж, манекен, а не живой человек из плоти и крови. Дубина обрушилась на голову несчастного. Лицо и руки Антося забрызгала кровь, а по тротуару разлетелись кусочки костей и мозгов.

Комок отвращения подкатил к горлу Антося. Мужчину рвало. Приступ прервала новая команда Вербовщика:

«Ищи следующего!»

Антось огляделся. Те, кто шел за ним, делали то же самое. Они хватали за ноги, за руки и за все, что можно ухватить, своих жертв, живых еще людей, и били, калечили их предметами, которые выдали тени. Впереди, по бокам тротуара, у зданий, разбитых витрин, где некогда находились магазины, иногда на самой дороге лежало много человеческих тел, закутанных во что попало.

«Не могу! Не хочу! Я не убийца!» — орало сознание Антося. Хотя ему уже приходилось в первый день сталкивать людей с дамбы в воду, теперь же предстояло расправляться с несчастными жертвами максимально кровавым способом. Этого разум вчерашнего крестьянина не мог вытерпеть.

Взгляд Антося скользнул вдоль улицы назад. За спиной он заметил еще какое-то шевеление. Развернувшись, мужчина обомлел. В сотне шагов от него двигались создания, весьма отдаленно похожие на людей. Нижняя часть их тел имела по две руки и две ноги, облаченные в облегающие одеяния, словно из резины. А вот выше, из шеи, из того места, где у нормального человека находилась голоса, торчали мерзкие длинные щупальца, будто у осьминогов. Десятки щупалец!

Гадкие двуногие твари тянулись зелеными, как лягуначьи лапы, отростками к убитым жетвам с разможженными черепами, отрывали части их тел, тянули к себе, после чего ошметки исчезали в переплетениях щупалец.

Теперь Антосю не хотелось блевать. Дикий звериный ужас овладел им. Мужчина знал, что в кино применяются спецэффекты. Он пересмотрел множество фильмов, где актеры и техника совершали самые невероятные трюки, противоречившие законам физики. Но все происходящее с ним имело максимальную степень реалистичности. Нет, он, как и другие слуги Вербовщика, не снимался в кино. Все, что было вокруг, происходило на самом деле!

Антось бросил окровавленную булаву и со всех ног кинулся бежать. «Я умер и попал в ад!» — думал он, и выглядело похоже. Добежав до края квартала, мужчина свернул в боковой переулок. Вокруг никого не было. Чем дальше Антось убегал, тем более далеким и едва слышным становился звук происходившей расправы. Наконец, стоны и вопли жертв стихли.

* * *

Беглец перевел дух. Оставаться на улице ему не хотелось. Вдруг и сюда нагрянут те, со щупальцами? Или другие «актеры» с дубинками накажут отступника?

Антось понимал: Вербовщик отыщет его везде, где бы он не спрятался. Но чувство самосохранения подсказывало, что безопаснее будет пересидеть в закрытом помещении, чем торчать посреди улицы.

У одного из небоскребов человек заметил лестницу, ведущую в подвал. Он спустился по ней и юркнул в подземелье.

Здесь можно было какое-то время пересидеть и обдумать план дальнейших действий. Теплилась крохотная надежда, что толпа и монстры завершат свое дело, и тогда можно будет выйти и смешаться с ними, никого больше не убивая.

Антось сел и прислонился к трубе. Внезапно почувствовал, как руки его за спиной скрутило нечто извивающееся и склизкое. Мужчина стал дергаться, но то, что пыталось его обездвижить, только сильнее стягивало узел.

Бывший безработный глянул вниз и закричал не своим голосом. По груди его ползли щупальца, тянувшиеся к шее и подбородку. Монстр явно намеревался задушить попавшегося.

Антось дернулся всем своим телом. Хватка на мгновение ослабла. Этого хватило, чтобы высвободить руки. Миг спустя, человек уже бежал вверх по лестнице — подальше от мерзкого подвала и того, кто в нем обитал.

Выбежав на улицу, Антось почти налетел на другого человека. Тот шел по переулку, держа дубину на плече. Точно такая же недавно была и в Антосевых руках. Безработный обомлел. Вот кого он точно не намеревался встретить.

Взгляд незнакомца не выражал никаких эмоций. Его потухшие глаза казались мертвыми, лишенными добра и сострадания, целиком подчиненными чужой, вражеской силе.

Человек размахнулся булавой.

«Все. Финал», — осознал Антось, когда дерево с гвоздями опустилось ему на голову.

Эпилог

Едва Антось захлопнул за собой дверь, покидая ночлежку, цыган проговорил:

— Ну вот, еще один угодлил в лапы Вербовщика.

Молодой кудрявый парень, сидевший на кровати, молча кивнул головой.

Дед, жевавший черствый сухарь, подхватил мысль соседа по комнате.

— Да, деньги много кого свели в могилу! Видать, хорошо заплатил Вербовщик ему. Вон каким важным гусаком заделался!

Цыган печально вздохнул. Уж кому, как не деду, знать, какой бывает расплата за помощь Вербовщику в его делах, и какой конец ждет несчастных.

— Ладно, — подал голос кудрявый, — мы же уговорились не поминать сами знаете кого. Давайте лучше о другом поговорим. Слышал я, что скоро у нас в Витебске начнут строить швейный гигант. А там, глядишь, и чулочную фабрику расширят. Вот куда можно пристроиться, вот где наши силы и умения будут нужны.

— А можно, — перебил цыган, — поехать на Осиновские болота. Там, под Оршей, слыхал, возводится крупнейшая в Белорусской ССР электростанция на торфе. Двинем туда, а?

— Двинем, — радостно поддакнул парень.