Первый раз плюшевый бегемот появился в коридорах паспортного стола две недели назад. В один из пасмурных дней он просто появился там, на одном из стульев для посетителей. Довольно большая игрушка, чтобы её забыл ребёнок, который мог прийти с мамой в один из этих мрачных кабинетов. Длинный коридор с одинаковыми грязно-белыми дверями без табличек, освещённый тусклым светом мутной лампы, не мог не внушать отвращения к хождению по инстанциям у всякого входящего сюда. Не мог никто сюда прийти с игрушкой в метр величиной, не то это место.
Серый плюшевый бегемот со скатавшейся, побитой молью шерстью простодушно смотрел на каждого входящего. Он как будто сидел, доверчиво протягивая передние лапы каждому, кто видел его впервые. Несмотря на то, что он выглядел слегка потрёпанно, у него была приятная улыбка на морде – что, несомненно, должно было привлечь кого-нибудь взять его на руки и отнести домой. Но никто не соблазнялся подойти к нему ближе, чем на метр. Только издали замечали иногда: «Какой красивый бегемотик! Интересно, откуда он здесь?..» – и спешили прочь. Даже если и останавливались рядом, заглядевшись на игрушку, – то никогда не дотрагивались, словно боясь заразиться чем-то смертельным и ужасным от этой находки. Возможно, что бегемота кто-то принёс и бросил здесь специально, оставив в нём свою болезнь или свои проблемы, надеясь, что они перейдут к тому, кто польстится и возьмёт себе плюшевого гиганта.
Каждый день бегемотик перемещался с места на место. Его никто не трогал, а он появлялся то, тут, то там – то на стуле в приёмной, то в углу в коридоре, то возле лотка с шоколадками, – чем приводил в священный ужас старенькую уборщицу. Она всегда во время уборки не смела и сдвинуть бегемота с места, бормоча себе под нос: «Развалился тут, окаянный… И куды только начальство смотрит?». А начальства словно и не было в этих безликих тёмных коридорах, где ежедневно сновали суетливые люди, решая свои серые делишки, не замечая никого вокруг.
Никому не было дела и на этот раз, когда в дверь мимо дежурной просочилась маленькая девчушка лет шести, явно беспризорного вида. Тщедушное тельце с огромными голодными глазами в грязных лохмотьях, бывших когда-то одеждой, и авоська с пустыми бутылками вызвали бы сочувствие у милосердного человека. Но таковых в этом здании не оказалось.
Девчушка каким-то образом затерялась в серых бесконечных коридорах и осталась ночевать, спрятавшись за ящиком с песком. Идти ей было некуда, потому что утром её выгнал из дома пьяный отчим, обозвав при этом бесполезной дармоедкой. Девочка не понимала, кто такая дармоедка, но уже понимала все маты, сопровождавшие это неизвестное слово. Поэтому домой она решила не возвращаться, а прикорнуть здесь, в уголке, в который редко заглядывала даже въедливая уборщица со своей неизменной шваброй в руках.
Девочка решила заглянуть внутрь ящика. Ей показалось, что спать там будет удобнее: утром не найдут и, возможно, не выгонят, будет возможность выспаться всласть. Она обеими руками с трудом подняла крышку вверх и заглянула внутрь – там, на куче песка, лежал серый, потрёпанный бегемотик. Он смотрел на девочку своими чёрными глазками-пуговицами, словно заглядывая ей в самую душу. Он излучал понимание и простоту, которых так не хватало малышке в жизни. Она была слишком мала, чтобы понять, какие чувства охватили её в тот момент и почему руки потянулись навстречу этой потрёпанной игрушке.
– Двадцать четыре, – сказал бегемотик.
– Двадцать четыре, – повторила за ним она.
Кроха не заметила, что улыбка бегемотика была недоброй, и что, улыбаясь ей сейчас, он обнажил два ряда острых как бритвы зубов, и что глаза-пуговицы почему-то начали гореть красноватым огнём…
– Двадцать четыре, – повторил он.
Как в тумане, заворожённо глядя на него, девочка протянула руки и потянулась навстречу игрушке.
– Двадцать четыре, – вторила девочка, наклонившись над плюшевым зверем.
Бегемотик разевал рот в улыбке всё шире, увеличиваясь в размерах, и резко подавшись вперед, сделал рывок, поглотил внутрь себя бедняжку.
– Двадцать четыре человека не смогли удержаться и потрогали меня. Не удержалась и ты, девчонка… Двадцать пять. Теперь двадцать пять, – изрёк бегемотик, и его глаза потухли, а морда приобрела простодушное глуповатое выражение.
Теперь в коридорах того паспортного стола часто можно увидеть то здесь, то там игрушечного потрёпанного бегемота и рядом старенькую облупившуюся куклу в лохмотьях. У этой куклы огромные испуганные глаза, иногда кажется, что они просят о помощи, но гоните такие мысли прочь. Двадцать пять. Счёт окончен.
Автор: Лия Иватроица https://proza.ru/2004/03/06-118
Редактура: rolypolydeath