Перед Алёной стояла композиция из яблок, чайника и кучи тряпья, а из наушника раздавался спокойный голос диктора, который рассказывал историю с кровавыми подробностями об очередном шизофренике и его воспаленных иллюзиях. Красное яблоко. Белый чайник. Серое полотно, голубая ткань...
— Эй, у кого-нибудь есть лишний ластик?
Ядовито-зеленая башка Лизы загородила обзор.
Она в целом раздражала Алену своим присутствием: рисовала на отвали, но остальные в группе очень любили ее кривых кошкодевочек с огроменными глазами и грудью.
Яблоко на холсте уже начало гнить от мазков кистью, покрываясь грязными разводами. Нужно сменить воду.
Это оно — самое мерзкое помещение в художке: тесный санузел с перегоревшей лампочкой, пропитанный затхлым запахом плесени и украшеный покоцаным кафелем. Над краном с полипами из мыла и краски, впитавшим в себя масло, пот и другие выделения, находилась причина, по которой это место так не нравилось Алене.
Она не хотела смотреть в зеркало, но взгляд все равно зацепился за лицо, раздражавшее своим глупым выражением с ошарашенными глазами.
«Абсолютная посредственность»
Главный герой в наушнике направлял нож на свой живот под шипящий звук наполняющегося стакана.
И тут край глаза случайно уловил в отражении ехидные улыбки выглядывающих из-за угла одногрупниц. Это не к добру.
Так и оказалось. На ее холсте вместо натюрморта теперь были брызги блевотины (к счастью нарисованной), а в центре гордо красовались 3 яркие буквы.
Опять все переделывать...
* * *
С погодой тоже не везло.
Алена бежала по улице, укрываясь папкой от ливня, к ларьку с кофе.
Из маленького окошка бирюзовой коробки с навесом бил теплый свет, и Алена незамедлительно в него постучала:
— Один латте, пожалуйста.
Высунувшаяся волосатая рука забрала мятые купюры, и окошко вновь захлопнулось.
Рисунки к счастью не пострадали, в отличие от носков и кроссовок которые хлюпали от влаги. Уродливое месиво болотного цвета с 3 буквами тоже уцелело.
«Почему именно я? Что им мешает сплетничать и ржать во все горло где-нибудь в другом месте?»
Одной было бы намного лучше.
— Ваш кофе
Навстречу шла угрюмая колонна из взрослых, скорее всего с последней вечерней электрички. Толпа начала редеть, и среди всего этого парада скорби появилось нечто странное.
Улыбка.
Прямо навстречу плелся мужчина, взгляд которого впился в Алёну.
Какой-то бродяга в грязном тряпье и потной тельняшке, ничего особенного, но...
Его застывшая безмятежная гримаса пугала.
Будто кто-то незримый волок тело прямо к Алене, держа пальцами уголки рта.
Она уже собиралась пройти мимо, но внезапно пальцы незнакомца вцепились в руку. Резкая боль сдавила в горле чуть не вырвавшийся крик. Словно тисками мужчина крепко держал Алёну за предплечье и смотрел. Его лицо не выражало никакой ненависти — в глазах была абсолютная пустота. Он сейчас явно не в этом мире, а куда более фантастическом и счастливом.
Серые пальцы все глубже впивались в плоть Алены, будто пытаясь добраться до кости.
Или вены...
Алене пришлось долго ворочаться на кровати, чтобы забыть мерзкую рожу, синие полосы выглядывающей из под кофты тельняшки, костлявые пальцы.
Незнакомец тогда просто ее отпустил и зашаркал прочь, а толпа затянула бродягу, принимая в строй таких же нормальных как и они сами.
* * *
В аудитории у мольберта Лизы уже скопилась галдящая толпа, восхищающаяся ее каракулями, поэтому Алене удалось проскочить к своему месту незамеченной.
Спустя час на листе начал вырисовываться бюст Давида.
— Неплохо...
За спиной стояла Лиза. Она склонила голову вбок, оценивающе сверля взглядом лоб творение Микеланджело.
— Но мне кажется гамма какая-то скучная. Нужно добавить, например...
Лиза выхватила кисть у Алены, и мазнула синим по бумаге.
— Ты что делаешь?!
Лиза ехидно оскалилась:
— Как это что?! Помогаю с твоей посредственной мазней.
Еще движение — вместо носа на бумаге появилось уродливое красное пятно.
— Прекрати!
Алену обступили со всех сторон. Чужие кисти решили тоже оставить свой след в истории: гипсовая голова на бумаге постепенно превратилась в цветную мерзкую кашу. Алена попыталась забрать лист, но Лиза успела выхватить его в последний момент.
— Отдай!
— Мы еще не все исправили — там до сих пор видны эти утиные губы
Воздух разрывал легкие изнутри, пытаясь выбраться наружу. Бумага порвется, если она потянет слишком сильно.
Это всего лишь рисунок. Успокойся. Сделай вдох...
Обида оказалась сильнее, и тело среагировало раньше, сделав резкий выпад вперед.
Раздался хруст.
В следующую секунду голова Лизы уже была на полу. Алена смотрела на получившуюся картину: на грязной клеенке лежало зеленое пятно, рядом с которым хаотично распределились красные брызги. Все это дополняла маленькая белая точка. Лиза поднялась на колени и дрожащей рукой взяла выбитый зуб.
Нет, нет, нет. Я
Я не хотела. Я...
Рядом лежал лист, где под слоем краски застворялся ее нарисованный Давид.
Она заслужила это
Алена уставилась на свою уже не первую испорченную работу. Засохшая гуашь наслоилась, образуя продольные трещины как у сморщившейся от влаги кожи.
Преподавательница уехала с Лизой в больницу, и теперь Алена сидела один на один с осуждающими ее взглядами одноклассниц.
С ней все будет в порядке.
Черный, затем зеленый...
Краска заполнила фон, оставив мутное пятно охры по центру.
Кисть вычерчивала горизонтальные синие линии.
Улыбка того бродяги пыталась просочится на холст, но Алена размазывала гадкую гримассу снова и снова. Едва различимая голова так и осталась месивом с кожей, натянутой на глазницы.
Нужен был последний штрих.
Алена вздрогнула, когда почувствовала что-то холодное на своем плече. Живое. Липкое.
Она еле сдержалась, чтобы не обернуться.
— Последний штрих...
Желтым цветом, который уже напоминал болотную слизь, Алена завершила картину. Грязно-желтая линия высекла овал в прожилках засохшей краски.
Холод прошел, но почему-то Алену трясло. Она явно чувствовала кого-то за спиной всем своим нутром. Кого-то, кто обретал плоть с каждым движением кисти.
Попытки отчаяно стереть из своей памяти встречу с улыбающимся бродягой превратили человека на холсте в жуткого ангела без лица. На нем была та же тельняшка, потемневшая от пота и грязи, а над головой сиял грязный нимб. Неровный и покрытый ржавчиной.
Сзади раздался чавкающий звук, и Алену с головой накрыла густая и текучая тьма. Она проникала в легкие, заполняла все доступное пространство внутри, пульсировала, расширялась, пожирала...
* * *
Алена резко вскочила, очнувшись от ужасного видения. Уже приготовившись к оглушающему хохоту одногрупниц, она хотела сесть обратно на свое место, но не обнаружила ни стула, ни мольберта. Класс рисования исчез, и Алена была в совершенно другом месте.
— Где я?
Очутилась она...определённо где-то.
Глаза резало от того, насколько ярким было розовое небо.
Ноги коснулось что-то мягкое, и Алена подскочила от испуга. Перед ней стояло аморфное существо не больше колеса от машины, напоминающее яичный желток в форме пятиконечной звезды. На нее смотрели 2 маленьких черных глаза, от которых тянулись красные прожилки внутрь полупрозрачного тела.
Странное существо замерло, но спустя мгновение неуклюже засеменило прочь.
До этого в голове была каша из мыслей, обиды и тревоги, но сейчас...
Сейчас было пусто.
Ее кто-то обидел?
Вроде бы нет
Где она была до этого?
Да какая разница?!
Сейчас она была в мире с розовым небом, так похожим на грунтовый холст, а впереди маячило немного жуткое, но милое создание — так зачем переживать?
Земля под ногами чавкала и прилипала к подошве. «Звезда», то и дело оборачиваясь, вела Алену в неизвестном направлении.
Они шли по огромной пустоши, иногда натыкаясь на абстрактные цветные сооружения неестественной формы. Алену не покидало чувство того, что она это видела очень давно.
Когда мама с папой были всегда дома. Когда в руках была куча цветных карандашей, а перед тобой — бумажный мир, где ты был богом.
Они добрались до квадратной поляны, где по центру выстроились в два ряда семь странных идолов, и рядом с ними стояли те живые звезды-желтки. Только завидев Алену, они с писком бросились врассыпную и спрятались за ближайшими камнями.
Та звезда, которая привела ее сюда, достала откуда-то кисть и белую дощечку и осторожно протянула Алене. Твердая. Похоже на кость, но такой идеальной прямоугольной формы у нее просто не могло быть
Своей болтающейся конечностью звезда начала выводить окружности в воздухе.
— Ты хочешь, чтобы я нарисовала?
Кажется она угадала — существо замерло в ожидании. Алена села на землю, чтобы оказаться на одном уровне с ее моделью, и внезапно вспомнила, что у нее нет красок.
Услышав ее мысли, земля возле нее завибрировала, и поверхность начала меняться: почва стала окрашиваться, словно изнутри в нее впрыснули краску шприцами. Кисть коснулась жёлтого пятна.
Это все сон. Так ведь?
Белый прямоугольник быстро терял пустое пространство: на розовом фоне обретало плоть милое создание с глазами-бусинами и дурацкой нарисованной улыбкой...
Треугольник выглядывающей тельняшки. Костлявые пальцы.
Картина была готова. Звезда запищала и запрыгала от восторга, когда Алёна показала результат.
Неужели ей настолько понравилась работа?
Остальные существа опасливо стали выглядывать из-за укрытий. Одни за другим они подходили с дощечками к Алене, толкаясь и неуклюже прыгая, чтобы их заметили.
Я не знаю кто они и куда я попала, но...
Мне здесь намного лучше
Каждая звездочка получила портрет, и теперь они радостно прыгали вокруг художницы.
Здесь меня никто не найдет
Вдалеке из земли выросла размытая темно-зеленая фигура
Меня никто не тронет
Полосатый узор становился все четче и ближе.
Звезды запищали громче, и их голоса слились в единый гул.
Не вспомнит
Нарастающий хохот и маниакальный восторг заставлял существ прыгать еще сильнее. От их веса земля затряслась. На идолах появились трещины
Я не смогу стать счастливой там
Ангел с картины уже был в десяти метрах от нее. Из разрушенных оболочек идолов вырывались крики и терялись в хохоте звезд.
Этот мир только для меня одной
Алена медленно подняла голову и увидела прямо перед своим лицом того, кто привел ее сюда. Разодранная зеленая плоть с наростами и трещинами, обтягивающая длинные кости, с пустыми глазницами и отсутствующими чертами лица безмолвно нависла над богом своего мира. Над головой ангела слабо мерцал, или скорее пульсировал нимб, который будто остался в двумерном пространстве холста и казался иллюзорным.
Оно закричало. Звука не было, но Алена чувствовала растущее давление в воздухе. Место, где у существа должен был быть рот, прорезалась горизонтальная полоса с остатками мяса, которые тянулись как плавленный сыр. Мир перед глазами поглотила черная пасть...
Знакомая композиция из яблок, чайника и кучи тряпья. В наушнике монотонно шипел белый шум. Красное яблоко. Белый чайник. Серое полотно, заляпанная в чем-то ткань..
Только семь нетронутых мольбертов стояли на своих местах.
Алена размазала липкую субстанцию по палитре, и на холсте вскоре появилось сочное красное яблоко. Белый шум спасал от звенящей тишины в опустевшем классе.
Натюрморт готов. И его никто не испортит — просто некому. Никто из одногрупниц вряд ли сможет поднять кисть снова. В классе была только она и ее друг — нависающий над головой ангел, который наслаждался проделанной работой.
Алена заплакала.